Игорь Максимычев Недавно министр иностранных дел ФРГ Йошка Фишер выдвинул под аплодисменты определенной части германского политического класса новую формулу безусловной трансатлантической преданности. Немцы, заявил он, не должны высказывать своего отношения к американским решениям, а лишь принимать их к сведению (и к исполнению). Поскольку международные обострения проистекают главным образом вследствие принимаемых американцами решений, возникает вопрос: а зачем в таком случае нужен Германии министр иностранных дел - ведь у США уже есть один министр с точно такими же функциями. Но это не главная проблема. Главным остается, как быть с последствиями американских решений, которые затрагивают будущее мира, Европы и, надо полагать, Германии тоже. Трансатлантическая преданность - дело, безусловно, хорошее, но иногда полезно пользоваться и здравым рассудком.
Американская национальная ПРО, к созданию которой собирается приступить новая администрация США, грозит опрокинуть основы глобальной стратегической стабильности, покоящейся на беспощадном законе всеобщего равенства: кто выстрелит первым, умрет вторым. Договор по ПРО между СССР и США, оставившей каждому из них право на создание лишь одного района, прикрытого противоракетным щитом, остается единственно недвусмысленным и эффективным юридическим выражением указанного закона. Не случайно этот заключенный в далеком 1972 году договор пережил без всякого ущерба для себя величайшую трансформацию мира XX века - мирное окончание холодной войны. Всеобщий урон, который возник бы в результате его нарушения, намного превосходит любое временное преимущество, на которое мог бы рассчитывать нарушитель, не говоря уже о союзниках оного.
Даже если НПРО технологически возможна (что еще далеко не доказано), надежность ее может доказать в конечном счете лишь ее применение на практике, то есть та самая катастрофа, которой до сих удавалось избегать - не в последнюю очередь благодаря действующему договору по ПРО. Вот когда уже будет поздно ахать над возможными упущениями и промахами конструкторов и технологов! Опасна была бы даже опережающая действительность уверенность в эффективности создаваемой системы, поскольку она порождала бы иллюзию в своей неуязвимости посреди беззащитного мира. Однако "хеппи-энд" для непобедимых ковбоев из Техаса бывает лишь в голливудских фильмах.
По американскому сценарию роль леденящих кровь злодеев отводится Ираку, Ирану, Северной Корее, одно упоминание которых должно заставить Запад раскошелиться на новую программу перевооружения. Доказательств, по обыкновению, нет никаких. В этой ситуации президент Владимир Путин предлагает единственно разумный путь: сначала собраться экспертам НАТО и России и проанализировать наличие угрозы для европейских государств; если такая угроза будет установлена, подумать над возможностью устранить ее политическими, невоенными средствами; лишь если такие меры не дадут результатов, приступить к строительству совместной противоракетной обороны, которая будет носить, естественно, субстратегический характер, поскольку даже очень нехорошим государствам не под силу межконтинентальные ракеты.
Тем, кто обладает самыми элементарными познаниями в области географии, ясно, что объявленные США опасности, если они существуют, грозят в первую очередь не им, защищенным океанами, а России и остальным европейским государствам, расположенным совсем рядом с очагами мнимых угроз. Отсюда следует, что европейская ПРО может быть лишь такой, какой ее предлагает Россия, - субстратегической, не затрагивающей договора по ПРО. Идея о слиянии российского предложения с американским проектом - это попытка объединить грех со Спасением. Американская НПРО безвозвратно разрушает договор по ПРО и вместе с ним все еще существующее здание мер по разоружению и контролю над вооружениями.
Перспектива столь катастрофического регресса в области разоружения должна была бы пугать прежде всего Германию с ее непростой историей. Однако поведение немецкого министра иностранных дел свидетельствует об обратном. Когда-то он примыкал к молодежному движению 1968 года, ведущие фигуры которого отличались по большей части врожденным антисоветизмом. С течением времени их антисоветизм постепенно трансформировался в русофобию. Войдя во власть, Фишер остался верен своим пристрастиям. И если в 60-е годы он добивался крушения основ государственного порядка в ФРГ, то теперь он занят тем, что ставит под вопрос основы мира на планете. Это тем более зловеще, что российско-германские отношения являются ключом к общеевропейскому сотрудничеству и сближению.
Неверно было бы полагать, что Россия намеревается расколоть НАТО или вбивать клинья между США и Западной Европой. Мало того, что такие попытки были бы с самого начала обречены на провал, они вступили бы в противоречие с усилиями Москвы сохранить хотя бы то, что осталось на сегодня от той системы равновесия, которая обеспечила Европе самый продолжительный период мира в ее истории. России нужна стабильность в мире, чтобы продолжить свое внутреннее восстановление. И по этой причине она не столько действует на международной арене, сколько реагирует на действия других (впрочем, такая политика вызывает растущую критику внутренней оппозиции). За это Россию вновь начинают именовать "империей зла". И Германии нечего в этой связи сказать
