Десять лет назад в СССР провели первый референдум

Президент Михаил Горбачев после голосования дает интервью журналистам.
Фото ИТАР-ТАСС

ДЕСЯТЬ лет назад, 17 марта 1991 года, состоялся референдум, посвященный вопросу сохранения единого государства. Буквально через несколько месяцев это государство, за которое вроде бы высказались большинство участников голосования, тихо перестало существовать, и его распад не вызвал не только никаких потрясений, но даже и сколько-нибудь заметных протестов. Парадокс, до сих пор дающий пищу для дискуссий между противниками и сторонниками СССР, причем дискуссий тем более жарких, чем дальше отодвигается от нас во времени сам референдум. Что само по себе также выглядит не менее парадоксально.

Впрочем, оба парадокса кажущиеся. В стране, где никогда до этого не проводилось не только никаких референдумов и плебисцитов, но даже и относительно приличных выборов, это мероприятие стало (не могло не стать) не способом выявления народной воли, а инструментом в яростной политической борьбе того времени. Как писала за несколько дней до голосования "НГ", "проблема республик не в том, чтобы создать хороший новый Центр, а в том, чтобы перехитрить плохой старый" (21.03.91 г.). Вряд ли это соотносится с идеей сохранения или ликвидации существовавшей страны. Кстати, "плохой Центр" тоже пытался исхитриться: в так и не подписанном союзном договоре "обновленный союз" должен был называться "Союз ССР", но нигде в тексте не раскрывалось значение аббревиатуры: суверенных республик? социалистических? сверхсамостоятельных?

Страна пала, ибо в прежнем виде исчерпала все свои возможности, а ничего по-настоящему нового и привлекательного ни правящая коммунистическая, ни новая демократическая элита предложить не смогли. Возможно, поэтому - на удивление тем, кто до сих пор твердит о "пренебрежении волей большинства, голосовавшего за сохранение Союза", - никакого единомыслия в этом вопросе не было. В референдуме участвовали 76% граждан из числа имеющих право голоса, 70% из них высказались за союз, а 28 - против. Получается, что "за" было менее 55% населения страны. К тому же сегодня уже не все помнят, что, например, в Армении референдум вообще не состоялся, что на участке, где голосовал Горбачев, голоса разделились ровно наполовину, а в целом в Москве голосовали менее трети граждан.

Именно потому, что референдум с самого начала задумывался как мероприятие не демократическое, правовое, а преследующее конкретные сиюминутные политические цели, было ясно, что победителем станет тот, кто сумеет с наибольшей убедительностью истолковать в свою пользу его смутные итоги. Сперва это лучше удавалось "демократам", то есть тогдашним сторонникам республиканских суверенитетов, затем, по мере падения уровня и ухудшения качества жизни во всех без исключения новых государствах, о нем стали чаще вспоминать "консерваторы". Ни то, ни другое, разумеется, не имело никакого отношения к насущным проблемам времени, продолжая оставаться, как и прежде, элементом сугубо политических спекуляций.

В условиях уже реального многовластия, царившего тогда в СССР, иного исхода трудно было ожидать. О своем суверенитете к марту 91-го в полный голос заявили парламенты формально все еще советских прибалтийских республик, Армении, Украины... В Азербайджане население находилось под сильнейшим впечатлением январских событий 1990 года, связанных с вводом в Баку подразделений Советской армии: если еще в 89-м 85% граждан республики выступали за сохранение союза, то год спустя таковых, по социологическим опросам, осталось лишь около 5%. В Грузии на протестной волне апреля 89-го к власти сперва фактически, а вскоре и де-юре пришли радикал-демократы во главе со Звиадом Гамсахурдиа (кстати, буквально через несколько дней после проведения референдума было объявлено о выходе республики из состава Союза). В Армении парламентская власть вот уже год как находилась в руках Армянского общенационального движения, которое готовило людей к совсем другому референдуму - о выходе из Союза. В Прибалтике коренное население практически полностью союзный референдум проигнорировало, что еще больше раскололо общество на "своих" и "мигрантов".

Горбачев, КПСС и уходящая с политической сцены советская элита уже фактически не могли воспользоваться бессмертным указанием тов. Сталина и "как надо" проконтролировать подсчет голосов на местах. Не сумели они - в условиях бешеными темпами происходившего в самой Москве передела власти - и оперативно "выжать" из в целом положительных для себя итогов голосования что-то большее, чем затеять вялотекущий новоогаревский процесс долгих согласований и увязок проекта нового Союзного Договора.

На самом деле новоогаревская текучка только отвлекала Центр от собственно насущных проблем сохранения единства страны и увела Горбачева и оставшуюся верной ему команду в сторону пустопорожних разговоров.

Последние социологические опросы свидетельствуют, что по крайней мере в России количество граждан, сожалеющих о развале Союза, еще более возросло. Это понять можно - в жизни очень многих людей после краха державы стало больше проблем и меньше определенности. Но вряд ли ностальгия может быть конструктивной. Наоборот, именно ностальгические чувства, все эти годы бурно выражаемые многими постсоветскими политиками, воспринимались правящими элитами в бывших республиках как "имперские амбиции" и использовались как повод для обоснования отсутствия прогресса в совершенствовании СНГ.

Любой юбилей - повод не столько для воспоминаний, сколько для размышлений о будущем. Например, о том, как избежать впредь допущенных некогда ошибок. Президент Владимир Путин, позиционируемый как прагматик, не стал культивировать бессмысленную ностальгию, напротив - в значительной мере минимизировал опасения коллег по СНГ, повторяя, что процесс суверенизации необратим и никто восстанавливать империю не собирается. Сразу вслед за этим лидеры стран Содружества заговорили о необходимости "укрепления СНГ и развития цивилизованной экономической интеграции". Но оказалось, что у Москвы совсем другие планы, в которые сохранение зыбкой и чисто декларативной "конфедерации", кажется, не входит. Дружить со всеми сразу слишком накладно ныне для Кремля.

Это доказывает, что по крайней мере одну из ошибок, приведших к распаду Союза, Москва повторять не собирается. Что не гарантирует от совершения новых. Например, от проведения референдума по вопросу о собственности на землю. Чтобы иметь возможность сказать, что посоветовались с народом. А уж какой именно совет подаст властям население бывшей страны Советов, каждый поймет в меру текущей политической конъюнктуры и собственной политической же культуры.