ПЕРИОД, наступивший после прихода к власти в России Владимира Путина, при всей неоднозначности новой политики Кремля для судеб Содружества, несомненно, является весьма удачным временем для президента Казахстана Нурсултана Назарбаева. Ведь еще совсем недавно уже мало кто верил, что его евразийским проектам, постоянно наталкивающимся на, мягко говоря, скептическое отношение ельцинской администрации, когда-либо суждено осуществиться. Назарбаев, правда, не собирался сдаваться, постоянно выдвигал одну интеграционную идею за другой, даже добиваясь при этом подписания различных двусторонних договоров, соглашений и деклараций. Однако было заметно, что на практике Москва явно опасается разделять с Астаной груз существующих проблем, причем в первую очередь не столько экономических, сколько политических и гуманитарных. По-видимому, в Кремле тогда полагали, что в предлагаемом Назарбаевым "евразийском союзе" азиатская составляющая будет слишком заметной. А это порождало сомнения, во многом небезосновательные, в способности России при таком раскладе реально претендовать на участие в так называемом цивилизованном международном сообществе. Проще говоря, капитаны тогдашней российской политики считали, что интеграция на постсоветском пространстве, особенно интеграция со странами проблематичного Центрально-Азиатского региона, может ощутимо затормозить развитие самой России, отбросив страну в цивилизационном отношении на позиции, которые занимал бывший Союз.
Кажется, соображения подобного характера занимают новую российскую власть куда меньше, и для Нурсултана Назарбаева наступает момент торжества. Евразийский экономический союз стал реальностью. Это явно подстегнуло надежды на продолжение и развитие интеграционных процессов. Достаточно отметить, что встречи казахстанского и российского президентов стали регулярными и в последнее время происходят едва ли не каждый месяц - явление в международной практике беспрецедентное. Кстати, 18 ноября состоится еще один визит Нурсултана Назарбаева в Москву.
Одновременно Россия подчеркнуто дистанцируется от тех государств Содружества, отношения с которыми традиционно складываются менее лучезарно. Москва демонстративно вышла из Бишкекского соглашения о безвизовом режиме, совершенно прозрачно дав понять бывшим союзным республикам, что более не намерена флиртовать с теми из них, которые слишком уж активно и открыто демонстрируют свое несогласие с Кремлем, особенно на международной арене, не считаются с геостратегическими интересами бывшей метрополии. Есть все основания полагать, что первой "жертвой" введения визового режима на днях станет Грузия, но в принципе даже наличие двусторонних договоренностей о сохранении прежнего безвизового порядка еще ничего не означает: любая из сторон имеет право денонсировать это соглашение в удобный для себя момент.
Разумеется, о подобной перспективе в российско-казахстанских отношениях и речи быть не может. Напротив, создается впечатление, что очередная волна интеграционной эйфории накрыла не только Астану, но и Москву. Это объяснимо, учитывая вошедшую в поговорки прагматичность новой кремлевской администрации. Необходимость развития экономических взаимосвязей на постсоветском пространстве очевидна. Тем более выгодной выглядит хозяйственная интеграция с Казахстаном, переживающим относительный экономический подъем и становящимся все более привлекательным для зарубежных инвесторов.
В свете всего этого политическая составляющая вопроса, кажется, отодвигается на задний план. В результате закрытие очень небольшого по протяженности участка российской границы с Грузией предстает акцией, чрезвычайно важной во всех отношениях для укрепления национальной безопасности России. Повторим, в случае необходимости точно так же можно будет подать намерение отсечь от России и другие бывшие республики. Но вся проблема в том, что на самом деле - это чисто конъюнктурный подход. Грандиозная по протяженности российско-казахстанская граница остается открытой и незащищенной и, конечно, останется таковой практически всегда. Делать вид, что такой проблемы не существует, нельзя, поскольку ситуация в странах - южных соседях Казахстана, включая Таджикистан и Афганистан, не имеет тенденции к долговременной стабилизации. И ничто не может помешать докатиться до России отголоскам более чем неоднозначных центральноазиатских коллизий.
Было бы глупо, недальновидно и наивно призывать в этой связи к автаркии, сворачиванию взаимовыгодных межгосударственных взаимосвязей, возведению пограничных барьеров: именно это и стало бы ярким признаком доминирования не современного, а азиатского типа мышления. Но пренебречь политическим аспектом в межгосударственных отношениях (даже если речь идет об отношениях самых близких друзей и союзников) не позволяет себе ни одно независимое государство. Возможны и, вероятно, неизбежны внешнеполитические приоритеты, но однозначности, в смысле однонаправленности внешнеполитической ориентации, тем более для такой страны, как Россия, быть не может по определению. Кажется, эта непреложная истина, не вызывающая никаких вопросов, когда речь идет о взаимоотношениях со странами традиционно являющимися объектом российской внешней политики, пока с трудом экстраполируется на подходы к постсоветским государствам.