Репортаж о концепту-
альной власти

БОРИС ЕЛЬЦИН мог, подобно Примакову, сочинить удобообтекаемые воспоминания либо мстительные мемуары, как Коржаков, но не стал. Его новая книга мало расскажет о его внутреннем мире, наверное оттого, что первый президент России так и остался в утаенном от людей разладе с самим собой. Там нет ни приманок для фининспектора (хотя пенсионер зачем-то присоединил к мемуарам данные о своих финсчетах), ни руководства по захвату и удержанию власти (а вот это-то он отработал с блеском).

Лишь на 238-й странице сделанное им впервые названо собственным именем - революция. Впрочем, "тихая революция" - слабый эпитет для переворота, орудием которого стали освобожденно взревевшие СМИ. Но тут же Ельцин облегченно вздыхает - "Россия прошла этап демократической революции". И описывает, как он ее провел.

Мы не избалованы книгами, в такой степени раскрывающими механику послереволюционной власти.

Вся книга - история возникновения в марте 1996-го, полураспада и конечной победы новой команды власти-2000. Ковчег 2000 года к концу плавания облегчается более чем наполовину. Последние побросались с борта уже в виду берега - в 98-м Лужков, Примаков - к зиме того же года┘ А в июне 99-го - Игорь Малашенко, американист и сноб, переоценивший московско-вашингтонские talks of the town, увлекает за собой в пучину группу "Медиа-МОСТ".

Ключевые слова "Президентского марафона" - "интеллектуальный штаб", "команда", "проект" - лексикон генерального конструктора. Из тайного внутреннего мира самого Ельцина доносится только одно слово: Таня. Татья-ана, мягко протягивает он вслух с глубинным, непривычно открытым чувством. Но это не генеральный конструктор говорит, а кто-то другой, который нам не виден. А что нам скажет конструктор?

"Оставить у власти команду реформаторов в августе 1998 года можно было, только установив в стране чрезвычайное положение", - меланхолично роняет президент, об этом нередко подумывавший. Почему бы и нет? "В этом сила. Огромная сила неожиданного политического хода". Еще в марте 1996-го он всерьез прорабатывал отмену собственной Конституции - и вот теперь печатно в этом сознался.

Через всю книгу проходит тайная тяжба и спор Анатолия Чубайса - изначального и, как предполагалось, бессменного руководителя проекта - и Валентина Юмашева, которому удалось довести-таки проект-2000 до конца. Удалось вопреки Чубайсу - см. главу "Ельцин сошел с ума" - здесь поставлена точка над "i", которую читатель вправе заменить на вопрос: что между ними случилось?

Победила новая концепция власти. Образ прекрасного управленца-организатора проиграл конкуренцию с проектом власти, знающей свою сверхцель. Недаром Ельцин так часто повторяет слова "интеллектуальный штаб", "команда молодых интеллектуалов", что читатель просто не может этого не заметить. Так ли это на самом деле?

Все мемуаристы, известно, врут, не исключая и короля мемуаристов Герцена. В президентской кампании 96-го года, пишет Ельцин, "никто никого не запугивал", шла "игра". Конечно, это лукавство - песни и пляски на площадях идут на фоне массированной антикоммунистической кампании страха. И три года спустя переизбранного президента настигнет ее римейк: "формулу страха-96" Малашенко и Зверев прямолинейно перенесут на самого Ельцина, и сложится "формула Семьи". Но ведь кто предупрежден, тот вооружен, верно? Формула сопротивления страху теперь ясна атакованному: не дать себя запугать! Вот где в мемуарах возникает фигура "железного Стальевича" - снова инженерная характеристика от БН.

Очень хочется знать, как именно в ельцинском тайном реакторе уничтожаются старые и возникают другие идеи и имена. Но нам всегда показывают только конечный результат и критерий, пока наконец, из потребности "в некоем стальном стержне, который укрепит всю конструкцию власти", возникает Владимир Путин. О нем сказано на редкость мало, но главное, с точки зрения генерального конструктора: "Кто меня поддержит? Кто стоит у меня за спиной? И в какой-то момент понял - Путин". В какой момент именно? Молчок. О содержании момента, по определению, должно быть, опасного, старый молчун не откроется.

Несколько раз Вторая республика подходила вплотную к кромке, известной в истории революций как "боги жаждут", - и всякий раз перед кровью она отступала.

Дней большого кремлевского страха, оказывается, было немало. Привычный Ельцин роняет мимоходом - "на крышах дежурят снайперы" (а публика в это время разглядывает "коробку из-под ксерокса"), "наихудший сценарий: высадка в Москве десантников, захват зданий силовых министерств" (а мы в это время ждем ельцинской операции на сердце). Белградский сценарий в 1998-м прорабатывался несколькими штабами его противников, но так и не был запущен. Цена этого - премьер Примаков┘ Одних ожиданий ЧП или подготовок к его введению по мемуарам набирается до пяти штук!

Несколько раз разбившиеся на фракции и уже ставшие смертными врагами актеры тихой революции готовились обменяться ударами насмерть. И все же этого не произошло - финал революции остался жесткой, но бескровной драмой, и публику в зале не поливали свинцом. Малашенко, призывающий Россию к свободе прямо из своего кресла на фоне Биг-Бена, - что за злая пародия на Александра Герцена! Против всех наших повадок и страхов после 1993-го революция не прибегала ни к "прецеденту Кирова", ни, вопреки тираноборцу Боосу, к "методу Чаушеску". Формула страха осталась формулой, так и не став технологией власти: бессмертная заслуга старого лиса БН, нашего странного революционера.

Борис Ельцин совершил невозможное. Выйдя из революции не в том месте, где поджидали ее душеприказчики, вожди-очередники и палачи, он освободил новую власть от обязанностей перед предшественницей - и от сильных врагов. Путин - в чистом поле России, Россия - белый лист третьего тысячелетия. "Новый век. Новый президент", - чеканит Ельцин с характерными огоньковскими интонациями. Да, но пока еще - не новый проект. И не новая концепция власти. Русская власть третьего тысячелетия не получает в наследство ни сильных противников, ни обязательств, ни идей, с чего начать. Концептуальная власть распалась в вакууме полной победы. Новая власть еще учится быть государственной властью, то есть - ставить цели и решать задачи. А тем временем где-то подрастают - или конструируются? - ее будущие враги.

История бессменного литсекретаря Ельцина Валентина Юмашева - история о том, как оперативное интервьюирование может дать шанс репортеру достроить сюжет в реальности. Текст о человеке власти становится самой властью, со все новыми продолжениями и подтекстами. Пока общество искало и - вот что интересно - находило повсюду козни мафии и спецслужб, банда журналюг и интеллектуалов в Кремле нагло и почти не скрываясь готовила 2000 год с приходом еще ей самой неизвестного Путина. Страна очень удивилась и вдруг согласилась: наш! Проделки кремлевских хитрецов? Концептуальная власть здесь дописывает собственный финал. Профессиональное честолюбие репортера Юмашева утолено сполна. И, что немаловажно, его репортаж - без петли на шее.

Борис Ельцин доказал неумение русского общества его понимать. Письменным свидетельством этого останется его репортаж о власти. Живым - президент Путин. Книга доиграна?