Назад, к победе биполярности!

В КАЛЕЙДОСКОПЕ визитов и встреч на высшем уровне между лидерами России и ведущих стран Запада, в потоке благих пожеланий и важных инициатив трудно разглядеть тенденцию к новой биполярности, медленно, но верно набирающую силу в сегодняшних международных отношениях. Отношения России с Европой и США, стремительно пройдя стадию романтизма начала 90-х годов, взаимного разочарования и непонимания второй половины 90-х, на заре нового тысячелетия уверенно вошли в стадию "прагматичного минимализма", все более напоминающую практику мирного сосуществования Востока и Запада.

С чего же началось перерождение постбиполярных отношений? Пожалуй, точкой отсчета явился октябрь 1993 г., явление сугубо внутреннее, но имевшее далеко идущие международно-политические последствия. Именно с октября 1993 г., с первой крови в независимой России началась деградация ельцинского режима, преступившего грань дозволенного в борьбе с оппозицией и породившего все последующие проблемы и явления - победу консерваторов и националистов на парламентских выборах в декабре 1993 г., президентскую Конституцию с явным авторитарным привкусом, первую войну в Чечне и многое другое, включая небезызвестную "семью". И, не перекладывая ответственности за собственные грехи на других, все же следует признать, что Запад не был здесь сторонним наблюдателем. Сегодня можно только гадать, куда бы пошла Россия, если бы "друг Билл" и "друг Гельмут" не поддержали своего друга Бориса, не закрыли бы глаза на неконституционные действия российских радикал-демократов во имя "рыночных реформ и (как это ни чудовищно звучит) утверждения демократии". Октябрьские события лишь подтвердили старую истину - цель не оправдывает средств.

Став на сторону не демократии, но людей, называющих себя демократами или имеющих в прошлом репутацию демократов, Запад стал заложником этих людей и их ошибок.

Запад в отличие от российской общественности с пониманием отнесся к первой чеченской войне, видимо, надеясь на быструю победу Кремля, жизненно необходимую Ельцину для укрепления его позиций внутри страны. Но именно война в Чечне, фактически одобренная ведущими западными странами вначале, впоследствии стала для Европы и США новым доказательством непредсказуемости России и одним из доводов в пользу расширения НАТО на восток. Иными словами, поддерживая одной рукой слабеющий режим Ельцина (по-прежнему считавшийся демократическим или лучшим из того, что может быть в России), Запад другой рукой стал возводить новую границу в Европе - так, на всякий случай, против непредсказуемого развития событий. Обосновывая расширение НАТО на восток, официальные круги НАТО всячески подчеркивали, что этот процесс не направлен против России. Однако невнятные и противоречивые объяснения руководства НАТО, среди которых самым убедительным был "страны ЦВЕ так хотят", лишь укрепляли подозрения политической элиты и стратегического сообщества России в истинных целях расширения НАТО. Сегодня, оглядываясь назад, можно со всей определенностью сказать, что отношения России с НАТО и Западом в целом развивались в соответствии с логикой самооправдывающихся пророчеств. Рост антинатовских настроений в России, с которыми приходилось считаться даже Ельцину, время от времени разражавшемуся гневными тирадами "Россия не допустит!" в адрес НАТО и Вашингтона, убеждал Запад в правильности выбранного пути. Откровенное же игнорирование руководством НАТО позиции России еще больше подливало масла в огонь взаимных подозрений.

Косовский кризис, имевший драматические последствия для внутриполитического развития России, явился и кульминацией, и логическим завершением назревших противоречий России и Запада, и фактическим признанием того, что последний не рассматривает Россию в качестве настоящего партнера. Ярким подтверждением этого явился тот факт, что Россия была лишена своего сектора в миротворческой операции НАТО в Косово.

После шока, оставленного югославской операцией НАТО не только в России, но и в Европе, теплилась надежда, что Европейский союз возьмет на себя роль локомотива, который вытянет отношения России и Запада из создавшегося тупика. Однако Стратегия ЕС в отношении России, принятая вскоре после событий вокруг Косово, показала, что Европейский союз, обремененный внутренними проблемами, связанными с углублением и расширением европейской интеграции, не готов к стратегическому партнерству с Россией. Немногим от Стратегии ЕС отличается и Среднесрочная стратегия России в отношении Европейского союза, делающая главным образом акцент на ценности ЕС как одного из полюсов многополярного мира и альтернативы монополярности. Иными словами, при всем обилии благих намерений и пожеланий в обеих стратегиях отсутствовали стратегические цели, что, по сути, стало символом отношений ельцинской России с ведущими институтами Запада.

Появление Владимира Путина на российской политической арене было воспринято и Европой, и США без прежних иллюзий. Не только в России, но и за ее пределами Путин был востребован в качестве "сильной руки". Для большинства российского населения Путин был нужен прежде всего как "спаситель России", который покончит с наследием коррумпированного ельцинского режима и утвердит порядок внутри страны и авторитет России на международной арене. Для Запада, уставшего от "непредсказуемости демократических преобразований" в России, Путин был нужен как лидер, способный обеспечить внутреннюю, а значит, и внешнюю стабильность России, пусть даже путем некоторого ограничения демократии.

Негласно модель отношений между путинской Россией и Западом сложилась практически сразу - политическая стабильность и предсказуемость России в международных делах при невмешательстве Европы и США в планы Кремля по утверждению в России "управляемой демократии". И именно в этой модели заложена опасность новой конфронтации между Россией и Западом, возврат к прежней биполярной системе международных отношений. Ограниченное сотрудничество России и Запада (возобновление диалога с НАТО, ратификация Договора СНВ-2 и о запрещении ядерных испытаний) в отсутствие реального участия России в формирующейся сегодня системе европейской безопасности не предотвратит новых изменений в балансе сил. До тех пор пока "inclusive strategу" - стратегия вовлечения России Западом существует лишь на бумаге, развитие международных отношений будет определяться балансом сил. Утопичны расчеты тех, кто верит, что Россия, оставаясь самостоятельным центром силы, будет при этом союзником Запада. Во-первых, слишком разные весовые категории сегодня у Запада и России, чтобы последняя не искала бы своих союзников, и вывод здесь напрашивается сам собой - если не Европа, то Азия. И если Азия, то, возможно, и Китай.

Во-вторых, косовский кризис имел качественно негативные последствия для отношений России и Запада, что нашло отражение и в военной доктрине России, и в новой стратегии НАТО, да и в том, что важнейшая инициатива Путина о строительстве нестратегической ПРО совместно с НАТО не была воспринята всерьез ни Европой, ни США.

Перспектива будущей конфронтации заложена и в кремлевской концепции "управляемой демократии". Само ее название - такой же нонсенс, как "осетрина второй свежести". Что такое управляемое (а главное - кем) разделение властей? Что такое управляемая или избирательная защита прав человека? Что такое управляемая или дозированная свобода средств массовой информации? И где предел управляемости демократии? Но самое главное - зажим демократии, как свидетельствует советский опыт, невозможен без образа внешнего врага, шпиономании и ограничения контактов с внешним миром.

В отличие от прошлой биполярности, которая возникла с появлением СССР как идеологического противника Запада, биполярность, формирующаяся сегодня, - результат ошибок и неготовности России, Европы и США к кардинальным переменам. Кто-то из американских президентов сказал, что нации, предпочитающие стабильность демократии, не получают ни стабильности, ни демократии и не заслуживают ни того, ни другого. Это в полной мере сегодня относится и к России, и к Западу.