Маятник Путина

ТО, ЧТО ДЕЛАЕТ Путин, кажется непонятным. Журнал "Тайм" (последний номер) приводит разговор с двумя москвичами, голосовавшими за Путина. Один говорит, что сегодня не стал бы этого делать, так как ожидал от президента оживления свободного рынка. Другой также изменил бы свое решение, ибо надеялся, что олигархов посадят.

Понять Путина можно только в контексте предшествующего анархического порядка, тяжелых экономических проблем основной массы населения, вывоза капитала за рубеж, криминализации, угрозы распада страны. В подобных обстоятельствах всегда есть предпосылки, подтвержденные рядом заявлений и действий Путина, авторитарного режима.

Авторитаризм беспокоит российскую и зарубежную общественность. Но что такое авторитаризм? Это попытка поставить под контроль политическую и (иногда) экономическую сферы общества, оставив свободными все прочие - частной жизни, средств массовой информации, мелкого бизнеса. Авторитаризм отличается от демократии тем, что ограничивает сферу свободы, от тоталитаризма - тем, что расширяет ее. Отношения его с анархией более сложны. Если анархия как тип порядка чревата хаосом, авторитаризм подавляет часть свобод, чтобы это предотвратить. В зависимости от ситуации или от намерений режима может произойти переход к тоталитаризму. Пока кажется, что Путин если и склоняется к авторитаризму, то для того, чтобы не допустить превращения анархии в хаос и институциализировать демократию. Не восстановить ее, как сказали бы его критики справа, а именно установить, ибо демократические свободы являются социально организованными и опирающимися на демократическое государство и не совпадают со свободой делать все что угодно. При анархическом порядке люди не согласны с легитимацией любого авторитета и власти. Анархизм является негативной формой индивидуализма, отрицающей не только власть, но и интересы другого. Это идеология жизни на уровне первичных инстинктов - выживания или обогащения, которая допускает определенные элементы прямой демократии (коллективных решений), частной собственности и прямых действий, но отрицает любое государство, включая демократическое как сверху (у нас - со стороны олигархов), так и снизу.

Сегодня нам предоставлен выбор между олигархами и теми, кто с ними борется. Путин решил построить государство. В какой мере быстро оно получится демократичным, зависит от многих факторов, включая как серьезность намерений самого Путина, так и сопротивление верхов и низов.

Олигархи появились в результате воровской приватизации (так и называемой сегодня в международных докладах и документах) 1995 года. Первая цель приватизации состояла в том, чтобы передать в частные руки крупные предприятия, рабочие которых в условиях ухудшения жизни могли последовать на предстоящих президентских выборах за коммунистами. Вторая цель приватизации - создать слой, способный аккумулировать средства и оплатить президентскую избирательную кампанию 1996 года.

Выполнив эти задачи, поддерживаемые активной частью общества, олигархи не создали той системы отношений между богатством и обществом, которая характерна для цивилизованных форм капитализма. Американец Сорос, а не российские олигархи финансирует образовательные программы и издание книг. Скупив отечественную промышленность, они не инвестируют в нее и не осуществляют необходимой реконструкции. Они не создали наших Кремниевых долин, Рокфеллер- и Линкольн-центров, концертных залов и библиотек, не отправили сто тысяч студентов учиться на Запад, как это сделал коммунистический Китай, не дали стипендий лучшим российским студентам. Путин силовым образом пытается подавить их жадность, что невозможно при всегдашней перспективе уехать и при отсутствии того, что коллега Б.Капустин назвал этико-правовым обузданием жадности и превращением в экономический интерес.

Путин пообещал, что олигархов не будет. Что же он с ними собирается делать? Воровская приватизация отвечала целесообразности революционного времени, и судить их по законам сегодняшнего времени нелепо. Как Ельцин не имел легитимных средств удержать свою власть за счет развала общества, а не проведения хоть каких-либо реформ, так и Путин не имеет легитимных средств для его восстановления. Поэтому политическая целесообразность еще долго будет преобладать над "диктатурой закона". Путин - это реакция на все, что было.

Вопрос, который задает себе общество: а не являются ли идеи либерализма в программе Путина лишь украшением, надетым для Запада, представляется нам оправданным, но ответ на него - преимущественно неверным, как и ответы двух москвичей "Тайму". Есть опасение, что я могу быть третьим москвичом, если сказанное мною в этой статье не осуществится, но пока ситуация мне представляется следующей.

Россия склонна к радикализму. Это ее основная болезнь. Из всех вариантов социализма мы избрали самый радикальный - коммунистический вариант. Из всех вариантов капитализма - самый радикальный неолиберальный, своего рода вид западного фундаментализма. Политический маятник России качнулся от коммунистического радикализма к неолиберальному. Можно было ожидать его возвращения назад, ибо маятник работает так. Однако отчасти старшее и особенно среднее поколение, пережив оба варианта развития на протяжении своей жизни, сегодня не готовы к крайностям: на выборах 2000 года они предпочли Путина Зюганову. Воля населения - жить по-новому, но навести порядок. Маятник остановился где-то левее центра, но не в самом левом углу. То, что Путин сдержал качания маятника, является самым главным и новым фактором российской политики.

Его программа может быть понята, как мне кажется, если предположить, что его цель состоит в том, чтобы прекратить это раскачивание. По тому, как авторитаризм служит для него средством обуздать переходящую в хаос анархию и создать условия для перехода к демократии, видно, что цель сегодня - не справедливость и не свобода (это более отдаленные цели), а сужение амплитуды качания разрушающего страну маятника. Путин поставил левее центра свой форпост в виде партии "Единство", а правее центра - форпост в виде экономической программы Грефа.

Возможно, зная Германию, Путин имеет представление об опыте ордолибералов в послевоенной Германии, поставивших рынок под контроль государства, чтобы не дать его взять под контроль теневым структурам. Конечно, Россия - не Германия. Но маятник Путина - сужение амплитуды противостояния - второй по важности факт, характеризующий новую ситуацию.

В предшествующее десятилетие политика в России осуществлялась как импровизация или следование инстинктам. Зададимся вопросом, как Ельцину удалось к 1996 году создать социальную базу среди людей, поддерживающих государство только за то, что оно позволяет не иметь с ним дела (анархическую базу), как ему удалось заключить свой странный социальный контракт: "Делайте, что хотите, но голосуйте "за"?" В ответе не возникнет предположения, что это было основано на понимании людей, было разумным решением или хитроумным планом. Нет, в отличие от прежних импровизаций это было следованием инстинкту, тождеству своего архетипа с архетипом масс (предпочтение свободной воли свободе).

Кажется, Путин не импровизирует, не следует инстинктам, а формирует политический курс, своего рода социальную инженерию. Курс - это третий по значимости факт новой ситуации. Наличие такового - предпосылка успешной политики, но не гарантия ее. Особая опасность курса - увлечься средствами, позабыв о целях. Вопрос также в том, куда подвешен этот маятник. Способен ли он встроить Россию в глобальный постиндустриальный мир.

Таким образом, ошибка двух москвичей в оценке Путина состояла в том, что они мыслили в логике предельно раскачанного маятника, а у Путина своя логика: отсекая экстремистов слева и справа, он пытается перенести акцент своей политики на тех, кто между ними.