РОССИЙСКОЙ политической и экономической элите, при всей неоднородности интересов внутри нее, удалось добиться главной общей цели - очередного "переиздания" некоммунистического режима. Однако назвать эту победу стратегической никак нельзя. Сегодняшняя конструкция российского государства, как это вообще характерно для нашей истории, опирается на одного человека. А значит, чрезмерно зависит от любых случайностей, ошибок, "близости к телу" тех или других лоббистов и т.п. Чтобы понять, как опасна такая зависимость, достаточно, например, представить - что было бы с равновесием в стране, если бы в марте Путин по каким-либо причинам выбыл из президентской гонки...
Словом, политический процесс слишком занесло в одну сторону, он пошел однобоко. Получив в качестве президента человека, демонстрирующего стремление воссоздать сильное, некоммунистическое государство, многие посчитали, что этим гарантировано дальнейшее ровное развитие страны. Слышатся даже предложения довести "систему одного человека" до крайности - диктатуры.
Похоже, те, кто приложил руку к победной смене политической верхушки, плохо сознают тактический характер этой победы. Консолидация власти и значительной части общества вокруг одного человека в сложившихся условиях является, быть может, неизбежным промежуточным этапом на пути к устойчивому развитию государства. Но вряд ли стоит возводить это в абсолют, видя в "системе одного человека" венец стабилизации. Облик государства, его стабильность (особенно долгосрочную) определяет не столько самолично президент или даже его команда, сколько весь тот истеблишмент, который при нем возник. Если истеблишмент опирается не только на абсолютную власть своего вождя, не является лишь его тенью, а способен создавать что-то конструктивное, удерживать страну от политических переворотов и, самое главное, обеспечивать преемственность власти в случае ухода лидера - тогда можно говорить о стабильном государстве.
Нынешний российский режим диктатурой не назовешь, а значит, формирование устойчивой политической системы для нас еще более актуально, чем в условиях абсолютной концентрации власти. Существующий истеблишмент достался Путину по наследству от прошлой власти. Он плохо подходит для сильного государства, поскольку формировался в условиях совершенно противоположных целей элиты, возникшей на волне децентрализации и ослабления государства. Вполне естественно, что он не обеспечивал стабильности ни в политике, ни и экономике - это подтверждают неоднократно происходившие в прошлом десятилетии серьезные кризисы, которые ставили под угрозу сами основы политического и экономического устройства. То есть такой истеблишмент по большому счету деструктивен. Очевидно, что если мы не хотим повторения подобных катаклизмов, то следующим шагом трансформации режима должно стать формирование конструктивного истеблишмента, способного не только пользоваться слабостью государства и делить сферы влияния.
Надо сказать, что многие представители старого истеблишмента уже начали осознавать, что многие их интересы резко изменились по сравнению с началом 90-х. На заре рыночных реформ крупный бизнес сделал себя на ослаблении государства, на расшатывании устоев. Но когда промышленно-финансовые империи сформировались, им начали мешать беспредел и отсутствие четких правил игры, им стало неудобно слабое государство, не способное ни отстаивать их интересы внутри страны, ни поддержать экспансию на зарубежные рынки. Финансовый крах в августе 1998 года и сложившийся после этого передел сфер влияния окончательно подтолкнул российскую бизнес-элиту к переоценке ценностей. Последние откровения влиятельных предпринимателей в прессе (Березовского, Авена, Дерипаски, Пугина и др.) выражают разными словами, по сути, одну мысль - необходимость создания цивилизованного государства со всеми его атрибутами: распространением морали в обществе, едиными правилами игры, сильной властью, политической стабильностью и т.д.
Случайно или нет, таким настроениям в целом соответствует та смена власти, которая происходит в последние месяцы. Однако с избранием президента наведение порядка во власти далеко не закончено. Главное, чего государству не хватало и не хватает до сих пор - предсказуемости. Это важнейшее условие стабильности и крупных инвестиций, а значит, и экономического развития. Не случайно предсказуемость - главный общий признак, объединяющий страны развитой демократии и наиболее успешные диктаторские режимы. Потому и те и другие преуспели в экономике, в повышении жизненного уровня.
Власть в стране предсказуема, если политическая борьба не грозит сменой государственного устройства или экономического уклада, как это было до сих пор у нас. Рецепт достижения такого рода политической уравновешенности известен по опыту многих стран, в которых наряду со множеством разных политических движений существует две-три основные партии, попеременно находящиеся у власти. Главная общая черта этих партий - при всей резкости риторики их лидеров ни одна из них, находясь у власти, не покушается на главные устои общества.
Проблема в том, что набор политических сил, сложившийся на сегодня в России, не может служить основой создания стабильной политической системы, хотя бы простейшей - двухпартийной. Существующие политические образования просто не подходят на эту роль.
"Левые" во главе с коммунистами сегодня достаточно управляемы, но в качестве правящей партии опасны. Трансформация их идеологии в менее радикальную социал-демократическую займет слишком много времени, но и в этом случае подпускать их к власти в России рискованно.
"Правые", как лишний раз подтвердили выборы, охватывают слишком небольшую долю электората, и круг их сторонников пока объективно ограничен подавляющим меньшинством общества. В обозримой перспективе такое положение вряд ли качественно изменится, даже если "правые" преодолеют раскол.
"Единство", выполнив свою функцию на парламентских выборах и сразу после них, пока ничего не сделало, чтобы сохранить широкий охват электората. Оно осталось партией "политического момента", причем прошедшего.
Словом, при кажущемся обилии политических партий и движений самая важная для государства ниша в политике пустует.
Вывод: двух- или трехпартийную систему в России надо формировать практически с нуля. По каким принципам?
Прежде всего необходимо преодолеть полярность идеологий на вершине власти. Между партиями, претендующими на роль правящих, не должно быть принципиальных идеологических различий, иначе маятник государственной политики начнет слишком сильно раскачиваться. В политически стабильных странах у таких партий есть только одно принципиальное различие: конкретные силы, которые активно поддерживают каждую из таких партий перед очередными выборами. Это главным образом представители крупного бизнеса. Что логично, потому что при всем отличии тактических интересов стратегические установки у крупного бизнеса в нормальной стране общие: сохранение устоев цивилизованного общества, поддержание экономической стабильности, государственная поддержка экспансии национального капитала за рубежом и т.д.
В России на роль ядра кристаллизации политических новообразований - будущих правящих партий - лучше всего подходит тот самый расширяющийся слой крупного бизнеса, который начинает мыслить национальными интересами. Смогут ли представители российской элиты отделить свои тактические противоречия от общих стратегических интересов? Пока некоторые из них выражают по-разному одинаковые стратегические интересы. Осталось понять, что реализация этих глобальных интересов в отличие от частных - это то поле, на котором они не конкуренты, а потенциальные союзники. И без такого союза они не получат стабильности ни в политике, ни в экономике.
Короче говоря, осталось перейти от правильных слов к конкретным делам. Преодолеть эту дистанцию может помешать только успокоенность элиты. Практика показывает, что конкурирующие промышленно-финансовые группировки могут объединять усилия в политике (или по крайней мере действовать разрозненно, но в одном русле) лишь в том случае, если видят угрозу радикальной смены государственного устройства. Эта угроза, как считают многие оптимисты, минула после победы на последних выборах. Наступила очередная, уже четвертая по счету (после 1991 г., 1993 г., 1999 г.) эйфория от победы. Но не проще ли создать наконец регулярную политическую армию, чем каждый раз дрожать, наскоро собирая ополчение? Или проще надеяться, что все проблемы теперь решит сам президент?