Ленин как зеркало русской интеллигенции

Подлинное значение Ленина и ленинизма можно понять только в контексте истории извечной борьбы русской интеллигенции против своего собственного государства. Ленин - зеркало русской интеллигенции, выразитель ее самых радикальных мечтаний, направленных на насильственный слом государства и на столь же радикальное переустройство социального миропорядка. Предвижу возмущение или непонимание современного интеллигентного человека относительно правомочности применения термина "интеллигент" к человеку, написавшему как-то Горькому о том, что интеллигенция "не мозг нации, а г...", осуществившему в 1922 году депортацию лучших умов России. Но, как убедительно доказал Николай Бердяев, "интеллигенция была у нас идеологической, а не профессиональной и экономической группировкой... многие русские ученые и писатели совсем не могли быть причислены к интеллигенции в точном смысле слова. Интеллигенция скорее напоминала монашеский орден или религиозную секту со своей особой моралью, очень нетерпимой, со своим обязательным миросозерцанием, со своими особыми нравами и обычаями..." В 1910 году один из лидеров российского либерализма и руководителей партии конституционных демократов Павел Милюков писал о том, что "русская интеллигенция почти с самого возникновения была антиправительственна", у нее сложился "свой патриотизм государства в государстве", особого лагеря, "окруженного врагами". После Октябрьской революции многие интеллигенты честно признали и раскрыли всю деструктивность, пагубность тотальной войны интеллигенции с собственным государством. Один из видных публицистов кадетской партии Александр Изгоев уже в 1918 году писал, что опыт всех трех российских революций показал: "Интеллигенция, воспитанная в идеях ложных и нежизненных, служит могучим орудием не созидания, а разрушения государства", и поэтому "для будущности России важно, чтобы социалистической и радикальной интеллигенции не дано было возможности переложить на одних большевиков идейной ответственности за крах всех идей".

Так что Ленин не свалился на Россию как снег на голову. Нигилизм Ленина по отношению ко многим политическим, социальным и культурным традициям России был практической реализацией идей не одного поколения ниспровергателей этих традиций. Ленин лишь довел до логического конца то, что не осуществили предшествовавшие ему борцы с самодержавием, - казнь царской семьи, например. Уничтожить всех Романовых вплоть до детей первым предложил декабрист, потомственный дворянин Павел Пестель. Николай Бердяев говорил в свое время российским эмигрантам о том, что "если остатки старой интеллигенции, не примкнувшей к большевизму, не узнали своих собственных черт в тех, против кого они восстали, то это историческая аберрация, потеря памяти от эмоциональной реакции".

Ленин родился в семье типичного интеллигента ХIХ века. Оппозиционность власти в любых, даже в самых мягких формах была неотъемлемой частью мировоззрения и даже быта семей интеллигентов того времени. Семья Ульяновых в этом плане не была исключением из правила. Старшая сестра Ленина Анна Ульянова-Елизарова вспоминала, что по своим убеждениям Илья Николаевич был "мирным народником", вся его оппозиционность состояла в переписывании в юности некоторых запрещенных стихотворений Некрасова и в том, что "в прогулках по деревенским полям и лесам он напевал детям запрещенные студенческие песни его времени". Родители Ленина не отбирали у своих детей запрещенных книг, в коих фигурировали сочинения самых радикальных, контролируемых и запрещенных цензурой авторов - Писарева, Чернышевского и других, - опять же по неписаной интеллигентской традиции. Итог - дети постепенно начинают заражаться "передовыми" взглядами, протестовать против существующего порядка вещей, протестовать еще неосознанно, не зная толком ничего о жизни. Первая форма протеста - игнорирование церкви. По воспоминаниям Крупской, "к пятнадцати годам у Владимира Ильича сложилось уже твердое убеждение, что религия - это выдумка людей, сознательный или бессознательный обман. И пятнадцатилетним мальчиком он сорвал у себя с шеи крест и далеко забросил его". А дальше пошло по накатанной дорожке - университеты, подпольные студенческие сходки, тюрьмы - в общем, все, как у многих молодых людей конца ХIХ - начала ХХ века.

Принадлежать к какой-либо революционной партии и подвергнуться за это тюремному заключению или ссылке было для дореволюционного интеллигента таким же предметом гордости, как для обывателя брежневских времен - обладание дефицитными товарами, контрамарки в Большой театр и возможность ездить за границу или как наличие шестисотого "Мерседеса" для нового русского. Быть монархистом было просто неприлично. Выдающийся русский философ Иван Ильин одну из главных причин крушения монархии в России справедливо углядел в остром дефиците монархического правосознания. Радикальные социальные политические течения, напротив, были весьма популярны. Романтику подполья, террор против власти воспевали лучшие таланты России. "Рассказом о семи повешенных" Леонида Андреева зачитывалось все образованное российское общество. Марксизмом интеллигенция увлеклась как очередной модной идеологической новинкой, через него прошли многие выдающиеся умы России, ставшие потом радикальными критиками ленинизма: крупный консервативный мыслитель Петр Струве (автор первого документа российской социал-демократии - "Манифеста РСДРП"), знаменитые философы Николай Бердяев и Сергей Булгаков, экономист Михаил Туган-Барановский... Ленин увлекся марксизмом на всю жизнь, сумев трансформировать его в идеологию революции.

Огромные масштабы насилия, чинимые Лениным и большевиками в годы революции и Гражданской войны, которые повергли в ужас многих интеллигентов, были не только неизбежным результатом свержения в 1917 году всех старых политических форм и захлестнувшей страну анархии передела земли и собственности, но и результатом воплощения в жизнь главного кредо интеллигенции в ее борьбе с властью - цель оправдывает средства. Это кредо в последние десять лет масс-медиа приписывает исключительно большевикам, что не соответствует действительности. Мысли о возможности переступить через всякие моральные принципы, о готовности принести в жертву борьбе против "самовластия" бесчисленные человеческие жертвы - завладели умами тысяч интеллигентов еще в ХIХ веке. Яркое тому свидетельство находим в автобиографии видного деятеля революционного народничества 70-х годов ХIХ века Владимира Дебогория-Мокриевича. Вспоминая о реакции революционной молодежи на процесс "Народной расправы" Сергея Нечаева, Дебогорий-Мокриевич писал: "К участи нечаевцев мы отнеслись сочувственно. А показания обвиняемого Успенского, оправдывавшего свое участие в убийстве Иванова тем соображением, что для спасения жизни двадцати человек всегда дозволительно убить одного... показались нам чрезвычайно логичными и доказательными. Рассуждая на эту тему, мы додумались до признания принципа "Цель оправдывает средства".

Этот принцип в российскую социал-демократию, радикальным ответвлением которой явился большевизм, принес не Ленин, а патриарх российского марксизма Георгий Плеханов. Именно он на втором съезде РСДРП в 1903 году сказал о том, что "благо революции - высший закон".

В конкретной политической деятельности это "благо" ставили превыше всего не только социал-демократы. Ради революции террористы-народовольцы убили заодно с императором случайного подростка, а эсеры убивали царских родственников и министров, не считаясь уже с массовыми случайными жертвами. Вспомним покушение на Столыпина в августе 1906 года - 27 убитых, 32 раненых, шестеро из которых вскоре скончались, тяжкие увечья получили малолетние дети премьер-министра. Грубые фальсификации, шантаж, провокации стали излюбленными методами политической борьбы всех оппозиционных самодержавию сил. Когда Павел Милюков в своей знаменитой речи в Государственной Думе 1 ноября 1916 года обвинил правительство и императрицу в тайных связях с Германией для заключения сепаратного мира, он откровенно врал. В 1927 году Петр Струве рассказывал об этой истории философу Ивану Ильину следующее: "Центральный комитет партии (кадетов. - С.К.) считал тогда, что в борьбе с Троном показуется (т.е. является целесообразной) прямая политическая инсинуация".

Многочисленные примеры жестокости, политического аморализма большевиков и Ленина в частности, вырванные из контекста реальной политической ситуации периода революции и Гражданской войны, рисуют одностороннюю картину революционных потрясений ХХ столетия. Взять хотя бы вопрос о смертной казни, отмена которой фигурировала в декларациях всех оппозиционных самодержавию партий. По свидетельству Троцкого, Ленин был очень недоволен отменой смертной казни на фронте 2-м съездом Советов. Но только ли Ленин думал подобным образом?

Когда в начале марта 1917 года управляющий делами Временного правительства Владимир Набоков в одном из собраний победившей демократической общественности заявил о том, что хочет написать декларацию об отмене смертной казни, кто-то из присутствовавших энергично запротестовал: "Но это же безумие... Только лунатик может рассуждать о подобном в этот час, когда офицеров безжалостно забивают, подобно овцам. Мне столь же ненавистен царизм, как и любому другому, но я сожалею, что он пал именно в этот час. На свой лад, конечно же, но ему все же лучше было известно, как управлять государством, чем этим мечтательным болванам". В конце концов эта точка зрения возобладала, и Временное правительство ввело смертную казнь на фронте.

Диктаторская сущность большевизма и склонность самого Владимира Ильича к диктаторским методам правления были предопределены отсутствием альтернативных способов добиться в 1917 году какого-либо значимого политического успеха мирными, парламентскими средствами борьбы. Было написано и сказано очень много о том, что именно Ленин не дал России шанса стать демократической парламентской республикой, разогнав Учредительное собрание - единственный законный легитимный высший орган власти. Но ведь само Временное правительство захватило власть отнюдь не легитимно, не на выборах или путем референдума, а путем заговора, в который были втянуты высокопоставленные военные, вплоть до начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала Алексеева, сыгравшие решающую роль в отречении Николая II. Керенский, Некрасов и другие радикальные республиканцы сделали все возможное, чтобы не допустить восшествия на престол Великого князя Михаила Романова, к которому согласно воле отрекшегося Николая II должна была перейти власть. Действовали они при этом не менее напористо и решительно, чем большевики. Керенский и Ко очень быстро отодвинули в сторону и Временный комитет Государственной Думы, вместе с которым исчезла вскоре и сама Дума; тем самым страна лишилась законодательного органа власти.

Апологеты российского парламентаризма - партия конституционных демократов - вовсе не походили на британских тори или вигов, демонстрируя не меньшую, чем у большевиков, решимость идти к власти через диктатуру и кровь. В августе 1917 года они уповали на диктатуру военных и активно поддержали Корнилова. 20 августа 1917 года видная кадетка Ариадна Тыркова говорила в узком кругу однопартийцев о том, что "как это ни тяжело, но диктатуру нам придется отдать больше, чем Керенскому. Другого выхода нет - только через кровь". Во время Гражданской войны кадеты активно участвовали в правительстве адмирала Колчака, который был еще больший противник парламентаризма, чем большевики, - именно он физически уничтожил часть депутатского корпуса разогнанного большевиками Учредительного собрания. Кривая дорога заговоров и интриг завела самую опытную и сильную парламентскую партию России в объятия человека, который, будучи уже под следствием у большевиков, сказал: "...Я считал, что если у большевиков и мало положительных сторон, то разгон этого Учредительного собрания является их заслугой, что это надо поставить им в плюс".

Противники большевизма в борьбе за власть меньше всего думали о каких-то моральных нормах или о потребностях народа. Павел Милюков, ставший весной 1918 года поборником немецкой интервенции против Советской России, на вопрос члена ЦК кадетской партии В.Оболенского: "Неужели вы думаете, что можно создать прочную русскую государственность на силе вражеских штыков? Народ вам этого не простит" - ответил просто и доходчиво: "Народ? Бывают исторические моменты, когда с народом не приходится считаться". И это говорил политик, всю жизнь боровшийся за всеобщее избирательное право...

Одна из самых мрачных страниц политической биографии Ленина и советской истории в целом - жестокое отношение вождя большевизма и коммунистов к Православной Церкви и православному мировоззрению в целом. Но только ли Ленин и большевики виноваты в том атеистическом безумии, которое постигло Россию в ХХ веке? Чего можно было ожидать от человека, воспитавшегося на материалистической философии? Ведь и один из столпов европейского просвещения Вольтер призывал поступить с Церковью отнюдь не гуманно: "Раздавить гадину!" Атеизм поразил своими метастазами российскую интеллигенцию гораздо сильнее, чем европейских революционеров. Даже сам Маркс назвал "детским сказками" призывы анархиста Бакунина сделать атеизм одним из условий вступления в Интернационал. Авторитетнейшие православные иерархи, например митрополит Антоний (Храповицкий), считали, что большевистское богоборчество было закономерным результатом всего революционного движения в целом. В 1922 году, уже в эмиграции, митрополит Антоний писал о том, что "Февральская революция была столь же богоборческой, сколько противомонархической... Временное правительство подняло руку на Помазанника Божия; оно уничтожило в армии церковное начало, уничтожило церковно-приходские школы, ввело гражданскую присягу - все это было торжеством того нигилизма, который известен русскому обществу уже три четверти столетия... православный русский народ и все разумные люди России должны торжественно отречься от приобретенных ими "завоеваний" Февральской революции, а это возможно выразить только через признание преступности низвержения Царствующей Династии и через призыв ее вновь занять царский престол".

Видный русский философ Федор Степун, задаваясь вопросом о том, "чья вина тяжелее перед Россией - наша ли, людей Февраля, или большевистская", отвечал на него так: "Вопрос сложный. Во всяком случае, нам надо помнить, что за победу зла в мире в первую очередь отвечают не его слепые исполнители, а духовно зрячие служители добра. Боюсь поэтому, что будущему историку будет легче простить большевикам, с такой энергией защищавшим свою пролетарскую родину от немцев, их кровавые преступления перед Россией, чем оправдать Временное правительство, ответственное за срыв революции в большевизм, а тем самым в значительной степени и за Версаль, Гитлера и за Вторую мировую войну".

Эти и подобные размышления не одного только Степуна наводят на мысль, что Ленин не только воплотил в жизнь все грехи российской интеллигенции, но и вольно или невольно частично эти грехи искупил. В конкретной государственной и политической деятельности Ленина есть неоспоримые исторические достижения, признанные его самыми ярыми политическими врагами.

От пренебрежения к проблемам территориальной целостности России, вытекавшего из предчувствия скорой победы мировой революции, при которой исчезнут все государственные границы и национальные различия, Ленин и большевики эволюционировали в защитников государственного единства России. Бывший управляющий делами правительства Колчака К.Гинс писал в своих мемуарах о том, что "в одном только большевизм и его враги сошлись, несмотря на глубокое идейное различие. Это вопрос о единой России... Россию надо было воссоздавать по частям, но адмирал Колчак и генерал Деникин не нашли общего языка с теми, кто проявил склонность к сепаратизму. Большевики как интернационалисты, совершенно безучастно относящиеся к идее единой России, фактически объединили ее и почти уже разрешили проблему воссоздания России, направив ее развитие в новое русло". Схожие мысли высказывал и видный монархист, активный участник Белого движения Василий Витальевич Шульгин. Оценивая советско-польскую войну 1920 года, он писал, что Красная Армия "...била поляков как поляков. И именно за то, что они захватили чисто русские области".

Сохранив единство России в Гражданской войне и в борьбе против иностранной интервенции (о которой, кстати, в последнее время общество подзабыло), большевики сохранили стране статус великой державы. Именно этого статуса Россию хотели лишить иностранные союзники Белого движения, неоднократно предававшие белых генералов. Колчака отдали в руки большевиков именно иностранцы. Даже Уинстон Черчилль, наиболее активно поддерживавший Деникина, писал в 1919 году в одном из писем премьер-министру Великобритании Ллойд Джорджу о том, что "Россия наверняка возродится, и, может быть, очень скоро, - как великая объединенная империя, намеренная возвратить все, что у ней было отобрано", и поэтому она "будет представлять такую же угрозу для Англии, Франции и Соединенных Штатов, как до настоящей войны". Ленин и особенно Сталин оправдали эти опасения Черчилля.

Из наивных пацифистов, ожидающих, что народы Европы прекратят мировую войну, свергнув свои правительства, Ленин и большевики превратились в искусных дипломатов. В отличие от Николая II, Керенского, Милюкова Ленин не был унизительно зависим от политики Англии, Франции и США, в интересах которой и царь, и Временное правительство покорно отправляли гибнуть на фронт миллионы простых русских мужиков. Вывод Лениным России из Первой мировой войны даже ценой Брестского мира следует признать его заслугой. Эта война была бессмысленной, невыгодной для России со всех точек зрения. Об этом, в частности, предупреждал Николая II в феврале 1914 года бывший министр внутренних дел Петр Дурново.

Вопреки расхожим стереотипам Ленин все же умел находить в себе мужество признавать свои собственные ошибки, он вовсе не был фанатичным догматиком. При переходе к нэпу он прямо назвал ошибкой политику военного коммунизма 1918-1920 годов. Если внимательно читать его речи, что сегодня считается неприличным или ненужным, то можно найти массу примеров острой критики вождем большевизма не только конкретных бюрократических недостатков государственного или партийного аппарата, но и не менее острой критики творческого, идеологического застоя в коммунистической партии, который беспокоил Ленина больше всего. Особенно остро этот застой Ленин критиковал в период перехода партии к новой экономической политике. Показательны в этом плане следующие мысли, высказанные в ноябре 1921 года: "Новым в настоящий момент является для нашей революции необходимость прибегнуть к "реформистскому", постепенному, осторожно-обиходному методу действий в коренных вопросах экономического строительства. Настоящие революционеры погибнут (в смысле не внешнего поражения, а внутреннего провала их дела) лишь в том случае, - но погибнут наверняка в том случае, - если потеряют трезвость и вздумают, будто "великая, победоносная, мировая" революция обязательно все и всякие задачи при всяких обстоятельствах во всех областях действия может и должна решать по-революционному".

Меньшевик Валентинов, работавший в начале 20-х годов в Высшем Совете Народного Хозяйства, вспоминал, как болезненно и с неприязнью воспринимали переход к нэпу многие фанатичные коммунисты. Вот что, например, рассказал ему редактор "Известий" Стеклов: "Ленин... произвел изумительный по смелости и решительности поворот политики. "Научитесь торговать!" - мне казалось, что я скорее губы себе обрежу, а такого лозунга не выкину. С принятием такой директивы нужно целые главы марксизма от нас отрезать. Давать руководящие принципы они нам уже не могут. А когда Варейкис бросил Ленину такое замечание, тот крикнул: "Пожалуйста, не обучайте меня, что взять или что откинуть от марксизма, яйца курицу не учат!"

Ленин был нетерпим к идеологическим противникам большевизма, что ярко проявилось как раз при переходе к новой экономической политике, когда усилились репрессии против меньшевиков и эсеров, когда он отверг предложения некоторых коммунистов ввести свободу печати, содействовал скорейшей высылке из России крупных философов и писателей, оппозиционно настроенных к советской власти. Однако тем же грехом нетерпимости страдали и противники большевизма. Керенскому в эмиграции пришлось выслушать массу упреков в том, что он зря выпустил большевиков из тюрем во время корниловского мятежа, не прикрыл большевистскую печать и не ввел в Петроград надежные войска.

Ленин многолик, неоднозначен, противоречив. Воплотив в жизнь многие, обернувшиеся трагедией мечты поколений русской радикальной интеллигенции, он в то же время умел подавлять в себе и в окружающих этот радикализм и здраво, прагматично решать самые насущные проблемы России. Именно это имел в виду Черчилль, когда писал, что "интеллект Ленина был повержен именно в тот момент, когда исчерпалась его разрушительная сила и начали проявляться независимые, самоизлечивающиеся функции его поисков. Он один мог вывести Россию из трясины. Русские люди остались барахтаться в болоте. Их величайшим несчастьем было его рождение, но их следующим несчастьем была его смерть".