Прилуяк - фаворит выборов

ПЕРВАЯ тройка списка блока "Отечество - Вся Россия" известна: Евгений Примаков, Юрий Лужков, Владимир Яковлев. Ясно, что этот блок создан не только для того, что завоевать Думу. Дума лишь промежуточный этап, а цель - взятие власти, победа на президентских выборах. Чья победа? На каких условиях и основаниях? Это вопросы конкретной и, главное, будущей политики. А вот о психологических коллизиях, связанных с первой тройкой ОВР, можно поговорить уже сейчас.

Начнем с конца. 54-летний губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев занимает третье место в списке потому, что его надо кому-нибудь занимать. Он фигура компромиссная и, так сказать, символическая. Символизирует "Всю Россию" (кстати, родился в Якутии), т.е. всех других сенаторов, входящих в движение. Тихий труженик, тридцать лет проработавший в структурах питерского городского хозяйства и дослужившийся до должности председателя Комитета по управлению городским хозяйством при Собчаке. Настоящее сальто-мортале сделал в 95-м, когда стало ясно, что вне зависимости от того, победит Собчак на городских выборах или проиграет, на своем месте "главный инженер по городскому хозяйству" не останется. Тут-то он и взбрыкнул - откуда-то взялись деньги, грамотные имиджмейкеры. Победа. Все это говорит о том, что перед нами человек, умеющий терпеливо ждать. Но если загнать его в угол да еще и представится случай, он может стать опасен для конкурентов. Владимир Анатольевич может еще показать себя с неожиданной стороны, но пока что в списке ОВР числится в качестве только эмблемы: всероссиянин.

Гораздо интересней для нас два первых номера. Юрий Михайлович Лужков является подлинным вдохновителем и организатором рассматриваемого предвыборного предприятия. 21 сентября мэру стукнет 63 года. Происходит он из московского "хулиганского двора" (на этом определении Ю.М. сам настаивает в своей автобиографической книжке "Мы дети твои, Москва"). Свое первоначальное детское мироощущение он описывает так: растворенность в окружающем, сопровождаемая безотчетной мыслью, что место, в котором живешь, - лучшее в мире. И более того - центр мира. Это ощущение остается у него и по сию пору: "Мысль, что живешь в центре мира, естественна, где бы ни жил".

Разумеется, эта мысль "естественна" далеко не для всех. Не так уж много людей ощущают себя живущими "в центре мира". Разные бывают мироощущения. И соответственно разная у людей судьба. Но, как известно, люди, ощущающие себя находящимися в центре мира, чаще всего в центре мира и оказываются. Проблема лишь в том - в центре какого мира. Один оказывается в центре бандитской шайки, другой во главе государства и так далее. Разные бывают миры. Тут важна установка: центр мира там, где я сейчас нахожусь, для меня "естественно" быть в центре моего мира, будь то мир моего "хулиганского двора", мир моего главка, мир города Москвы или еще какой-нибудь мир. И плюс к тому: всякий мир, в центре которого я нахожусь, есть лучший из миров - уже потому, что именно я в центре этого мира.

Такова фундаментальная психологическая установка Юрия Михайловича. В сущности, если бы у фикуса, произрастающего в горшке, была психология, он бы описывал ее точно так же, как мэр. А уж из такой "центровой" установки вытекают многие знакомые нам черты характера и особенности жизненного пути Лужкова. В частности, то, что, попадая волей судьбы на любое место, он именно его воспринимает как центр своего мира и немедленно начинает его обустраивать, приспосабливать к своим представлениям о мире. Делает он это всегда с огромным увлечением и энергией. Весь отдается этой работе (потому что это - его мир, продолжение его я). Результаты обычно оказываются впечатляющими именно потому, что это именно его мир, почти его собственность (на глубинном психологическом уровне это буквально воспринимается как собственность, и тут не может быть никаких отличий между чужим и своим). Ну а о том, что принадлежит ему, такой человек, как наш мэр, не может не заботиться. Естественно, что по мере сил он заботится и о своих людях. И многим это нравится.

Другое дело, что такое естественное для Лужкова поведение нравится не всем. Потому что, во-первых, у многих людей иные представления о мире (поскольку они сформировались в иной среде, например, не в "хулиганском дворе" с его "рисковым настроем", выходками против чужаков и особым кодексом чести, сводящимся к круговой поруке, а - в каком-то другом). И во-вторых, потому, что у каждого частного мира есть какая-то граница, и люди, чувствующие себя хозяевами в соседних мирах, ревностно их оберегают. То есть граница лужковского мира пролегает каждый раз там, где слабеют возможности его я, где кончается (на сегодня) сфера его влияния.

Вот с этим обидным ощущением ограниченности мира (который в детстве ощущался как весь мир) и связан еще один важный аспект лужковской жизни. Мир, центром которого человек себя ощущает, ограничен. Можно с этим смириться, можно попытаться силой расширить границы мира. И есть третий вариант: перемещение в центр другого, более широкого мира. Точнее - перенесение. Судя по книжке Лужкова, всю жизнь его с одного места на другое двигала некая внешняя сила, которую он называет судьбой. Судьба всегда перемещала его из одного мира, в центре которого он себя ощущал, в другой. И каждый раз в новом месте он ощущал себя в центре нового мира. А значит - и оказывался. И начинал заново обустраивать и усваивать этот новый мир, хлопотливо приводить его в порядок, набрасывать на него сетку своих представлений. И, надо сказать, получалось это у него всегда очень удачно и талантливо, так что начальство (которое и являлось упомянутой выше внешней инстанцией - судьбой), видя, какой он замечательный организатор (без иронии), перемещало его на новое место. И иногда он даже не хотел переходить, потому что еще не до конца обустроил свой новый мир, не ощутил его границ.

Лужков признает, что с некоторых пор внешней инстанцией, судьбой для него сделался Ельцин. Именно он перенес Лужкова сначала из Минхимии в исполком. Именно он через некоторое время определил ему место в Мосагропроме. Он же после выборов нового Моссовета порекомендовал Гавриилу Попову предложить Лужкова на должность председателя исполкома. Но когда Ю.М. стал мэром, Ельцин больше уже никуда не хотел его перемещать, даже - в правительство. А между тем границы города с некоторых пор стали тесны для деятеля, ощущающего себя центром мира. Что было делать? Попробовать взять судьбу в свои руки? Но хозяйственный гений не имел никакого опыта в тонких судьбоносных материях. Это не его сфера, не его предмет. Здесь нет ничего твердого, нечего обустраивать (разве что строить воздушные замки). Здесь область чистого перехода, шаг над пустотой, ты еще не там, но уже и не здесь, ни в этом мире, ни в том - эксцентрично завис вне какого бы то ни было реального дела. Это самая уязвимая позиция для человека, чувствующего себя центром любого материального мира. Вот почему с некоторых пор (особенно с тех самых, когда закончилась реконструкция МКАД) Ю.М. начал предаваться зажигательным эскападам, во многом напоминающим те, которые он практиковал в детстве на границах своего "хулиганского двора". Тут и сделалось окончательно ясно, что, несмотря на все колоссальные ресурсы своего нынешнего мира, мэр не может самостоятельно вытащить себя из московской почвы и переместить на хорошо унавоженную почву Кремля.

Здесь самое время перейти к Евгению Максимовичу Примакову. Он родился в Киеве 70 лет назад, детство провел в Тбилиси, окончив школу, переехал в Москву. У него есть много общего с Лужковым. Но по сути это люди совершенно противоположные.

Сказать что-либо конкретное о структуре личности Примакова значительно труднее, чем о лужковской. Академик пока не издал такой книжки, в которой бы отразилось его внутреннее мироощущение. Да и подлинные мысли свои он довольно искусно скрывает. Если что-то о нем известно, то только благодаря друзьям, которые, едва человек попал в премьеры, начали вспоминать... Вспомнили много поверхностных фактов, но ничего такого, что могло бы дать более или менее ясное представление о том, что на самом деле думал или хотел в тот или иной момент их высокопоставленный "друг". О чем это говорит? Да лишь о том, что и с друзьями он был всегда предельно скрытен, ничем перед ними не выдавал своих истинных мыслей и намерений.

Но все же из этих воспоминаний становится ясно, что в отличие от Лужкова Примаков не ощущает себя человеком, находящимся в центре мира, не является субъектом, деятельно подстраивающим мир под себя. Он, скорее, смотрит на мир со стороны, изучающе, а если и пытается его как-то поправить, извлечь из него пользу, то только интеллектуальными методами. Он отнюдь не похож на укореняющееся растение, которое распространяет из центра (которым является) концентрические круги своего жизнестроительства. То есть, конечно, как всякий нормальный человек, он осваивает и столбит свое место, но он отнюдь не Кандид, не воспринимает "свой сад" как центр мира, не ощущает временное место работы как лучший из миров.

И свои перемещения по жизни он отнюдь не отдает целиком и полностью в руки внешней инстанции. Он, разумеется, тоже человек судьбы, но совсем в ином роде, чем Лужков. Академик свою судьбу (свои карьерные перемещения) формирует сам. Для Лужкова судьба - это внешняя инстанция, которая перемещает его во все новые миры, которые он затем обживает. У Примакова иной метод движения по жизни. Имея счастливый дар обходительности, умея сказать любому человеку именно то, что тот от него хочет услышать, чувствуя, что именно будет приятно услышать каждому конкретному собеседнику, и при том, оставаясь закрытым для всех, Примаков создает на своем жизненном пути поле опорных точек. И пользуется ими. Причем не только в своих сугубо личных ("шкурных") целях, но и чтобы помочь другим, даже - многим другим. В результате он создавал и создает себе все новых и новых друзей, все более широкую сеть опорных точек. Такому-то можно позвонить, чтобы он посодействовал при избрании самого Е.М. в академики, тот может достать лекарства для друга, этот - мрамор для ремонта института, а от этого можно добиться льгот для сотрудников разведки или МИДа. Не исключено, что сходным образом он действовал и на дипломатическом поприще. Во всяком случае, именно его личные связи использовались, когда пытались мирить американцев с Саддамом Хусейном или тех же иракцев с Барзани.

Над созданием своей системы связей Примаков работал всю жизнь. Разумеется - вовсе не рассчитывая на то, что это понадобится ему для каких-нибудь выборов. Все происходило само собой - просто потому, что у человека оказался счастливый характер Иосифа Прекрасного (такие характеры любил описывать Томас Манн): на поверхности - приветливость и готовность вникнуть в чужие проблемы, а внутри - скрытность и "себе на уме". Уже в Тбилиси он приобрел немало прекрасных связей ("друзей"), которые в дальнейшем весьма пригодились ему в Москве. Потом он свои полезные связи кропотливо всю жизнь расширял. И пестовал.

В принципе у него просто счастливый характер удачливого советского человека. Кто умел создавать полезные связи, тот и жил припеваючи. И сейчас живет. И во всем мире так. Впрочем, подобных людей всюду не так уж и много. На Востоке их несколько больше, чем на Западе, и они ярче выражены. Примаков в этом смысле - настоящий уникум, доведший обилие и доброкачественность своих связей едва ли не до идеального предела. А телевидение, когда он был назначен премьером, а потом получил отставку, трансформировало количество полезных друзей в новое качество какой-то почти всенародной дружественности.

Конечно, для действительно яркой советской карьеры одного умения создавать связи было все-таки мало. Надо было иметь немалую работоспособность, образование и талант, но главное - точное понимание того, что можно, а чего нельзя. Все это, конечно, было (и есть) у Примакова. Особенно - последнее. У него это не сводится к банальному пониманию того, что, например, о Шестидневной войне надо писать так, как того требуют партия и правительство (Е.М. знал правду, но писал то, что было нужно). Дело в том, чтобы угадать (почуять печенкой) границу возможного. Не на опыте, не набивая себе шишки (как это до сих пор делает Лужков), а именно априори. Примаков лучше вообще ничего не будет делать (даже в критические моменты, когда ситуация требует действия), чем решится вступить туда, где возможен подвох. Те, кто знает его, в один голос повторяют, что он идеологический прагматик, мастер возможного. Да мы и все это прекрасно видели, когда Примаков был премьером. Многие тогда на него нападали: что это он, мол, все медлит, не делает того и того... Но в том-то и фокус, что он делал. Делал то, что он делал и всегда, на любом месте: имитируя видимость деятельности для отмазки глаз, позволял процессам идти, как идут, в надежде на то, что, если не делать резких движений, все само собой как-нибудь рассосется. Совершенно восточный принцип. Все это, конечно, не значит, что вообще ничего не делалось, нет, кто-то (специалисты) куда-то ездил, с кем-то о чем-то договаривался, готовился нынешний двадцатимиллиардный бюджет... Но в результате случилось то, что только и было возможно. Экономику не беспокоили, и она сама худо-бедно - синергетически - залечивала нанесенные ей раны.

Для Лужкова, пригвожденного к почве и только так могущего успешно благоустраивать свою территорию, Примаков - настоящая находка. Ибо не укорененный нигде и не имеющий никакого интереса (чтобы не сказать - неспособный) ни к какой предпринимательской (обустроительской) деятельности Примаков в высшей степени способен к передвижению с места на место, закидыванию щупалец, поискам точек опоры и подтягиванию себя к нужному месту. Так движутся амебы или рептилии (надеюсь, в сравнении с этими живыми существами нет ничего обидного). Зацепившись за Примакова, и Лужков может куда-то за ним переместиться. То есть Примаков может сыграть роль судьбы для московского мэра.

Но зачем Примакову нужно быть транспортным средством? Может быть, ему действительно "за державу обидно", и он, как считают многие, хочет привести к власти Лужкова, который, сомневаться не приходится, попав на новое место, начнет обустраивать его согласно своим понятиям об истине, добре и красоте, вынесенным из "хулиганского двора". Среди этих понятий нет западнических идей о "правах человека", "гражданском обществе", "свободе слова", но зато есть основанное на патриархальных ценностях "круговой поруки" понятие о "порядке". Это многим в стране импонирует. Похоже, импонирует и Примакову. В конце концов, это те самые базовые ценности, которые и он впитал в своем тбилисском детстве. Только он больше созерцатель, чем деятель, кипучее обустройство - не для него.

В России принято писать конституции под начальников. Несколько поправок (для этого и нужна большая фракция в Думе), и глядишь - премьер-министр, не боясь быть отставленным, бурно переобустраивает Россию. А у президента функция чисто духовная - что-нибудь среднее (не по должности) между Хомейни и Дэн Сяопином.