Пока высшая государственная власть будет плестись в хвосте событий, беды не миновать

	Война в Дагестане явно принимает вид партизанской с обеих сторон: дагестанские ополченцы захватили в плен чеченского терориста. Фото АП

ТО, ЧТО на Северном Кавказе идет война, понимают все. Немногие видят, что параллельно и почти стихийно осуществляется реформирование системы обеспечения военной безопасности России. Отметим его основные черты.

ПЛОДЫ РЕФОРМЫ АРМИИ

Прежде всего в Дагестане осуществляется именно военная реформа, а не преобразование Вооруженных сил, сведенных за последние 10 лет к армии и флоту. Нетрудно заметить, что сторонники широкого подхода к реформированию военной машины государства в последние годы неизменно оказывались неудобными для политической власти и безжалостно изгонялись со своих постов. Откуда идет эта тенденция, проследить нетрудно. Снимая с должности министра обороны Игоря Родионова, президент Ельцин ставил задачу реформы армии и ничего не говорил о реформе всей военной системы государства.

События в Дагестане со всей очевидностью показывают: реализация такого подхода довела армию до состояния, когда она не может вести современную локальную войну. Для военных профессионалов это неудивительно. Противник на фронте примерно 500 км действует силами до 10 тыс. активных "штыков", опираясь на инфраструктуру и поддержку десятков тысяч человек в Чечне и в меньшей степени на "пятую колонну" в самом Дагестане. Для создания группировки, способной осуществить полное перекрытие границы, по военным канонам необходима общевойсковая армия численностью до 50 тыс. человек, усиленная частями, осуществляющими охрану армейских тылов. Между тем реально в Дагестане дислоцированы две бригады (по одной от МО и ВВ МВД) с подразделениями усиления. Их суммарная численность не превышает 10 тыс. человек, и никакой другой тактики, кроме действий в режиме "пожарной команды", боевикам они противопоставить не смогут, даже если во главе их поставят самого Наполеона.

Усиление группировки возможно, но это далеко не простое дело. Сухопутные силы России после 10 лет "реформы армии" представлены шестью дивизиями постоянной готовности (три в составе Сухопутных войск, три - в ВДВ) и пятью бригадами (четыре сухопутные, одна десантная). Вместе все соединения постоянной готовности, многие из которых еще находятся в стадии формирования, могут составить две полнокровные армии. Очевидно, что при всем желании развернуть одну из них в Дагестане невозможно - закрывать надо не только этот участок границы с Чечней, многие из соединений постоянной готовности выполняют совершенно другие задачи (Югославия, Таджикистан), да и развертывание группировки такого масштаба - дорогостоящий процесс, на который требуются месяцы, а не дни.

НАЗАД К ТРОЦКОМУ?

В этой обстановке Махачкала и командование силовыми структурами приняли единственно возможное решение: отражать агрессию всеми силами, которые можно привлечь к боевым действиям, невзирая на бесчисленные негативные последствия такого подхода. В сущности, в отдельно взятом регионе осуществляется переход от кадрового принципа построения Вооруженных сил к смешанному кадрово-милиционному. Можно сколько угодно рассуждать о его достоинствах и недостатках, но война все расставила на свои места.

Военное строительство на базе одинаковых для всего государства принципов себя исчерпало. Интересы в сфере обеспечения безопасности у регионов России по некоторым позициям фундаментально различаются. Либо военная политика (и военное строительство) будут учитывать эти различия, либо реформирование будет осуществляться явочным порядком (причем под огнем), как это и происходит в Дагестане.

Отметим еще один момент. Когда конкретные политические силы, региональная элита и крупный бизнес ощутят внимание силовых структур к своим нуждам, они найдут способы и средства поддержки последних. Военная политика нормальной страны рождается не из высосанных из пальца "геостратегических интересов" или тезисов о защите "народа в целом", а из реальных потребностей конкретных физических лиц и их производственных, политических и общественных ассоциаций, которые в сумме и составляют народ. Объявленное повышение денежного довольствия воюющим в Дагестане - один из симптомов этой общей закономерности.

Очевидно, что, несмотря на последний пример, высшая государственная власть плетется в хвосте процесса. Президент награждает орденами за марш-бросок усиленной роты (пусть и блестяще выполненный), а правительство устанавливает тысячедолларовый оклад тем, кто обеспечивает "геополитические интересы" за тысячи километров от России. Их служба трудна, но неужели на Кавказе легче? Или Югославия важнее? Но тогда чем возмущался вчера главнокомандующий?

СПИННОЙ МОЗГ АРМИИ

Орган, руководящий войсками, принято называть штабом. Орган, руководящий всеми Вооруженными силами, называется "Генеральный штаб". "Временные штабы" и "оперативные группы", столь любимые нашим политическим руководством, войсками в войне управлять не могут, даже если очень сильно захотят. Между тем все последние годы роль Генштаба и штабов военных округов последовательно и неуклонно принижается. В их подчинении остались лишь армия и флот. Рассуждения о пресловутом "военном времени", когда Генштаб должен взять на себя руководство всеми военными формированиями, как показывают события в Дагестане, остаются беспредметной болтовней.

Между тем потребность в единоначалии тем выше, чем разношерстней формирования, привлеченные к войне. В конкретных дагестанских условиях вызывает удивление и восхищение тот факт, что стрельба по своим осуществляется не каждый день, а военные из МО и ВВ МВД, омоновцы, собровцы и ополченцы ухитряются вместе решать какие-то задачи.

Ситуацию, при которой в одном государстве сосуществуют несколько примерно равных по силе армий, сознательно породила в рамках "реформ" нынешняя политическая власть, боявшаяся усиления одной силовой компоненты. Если эти опасения и были реальными, их времена давно прошли. Более или менее разумен один критерий разделения сферы ответственности силовых структур: внутренний или внешний характер угрозы (заметим, что в Израиле, всю жизнь существующем в сходных с нынешними кавказскими условиях, армия вполне успешно противостоит обеим опасностям).

Причем угроза со стороны чеченских формирований по своей сути сегодня не может быть отнесена к внутренним, а значит, отражать ее должно военное ведомство с неизбежным и почти неограниченным расширением полномочий местного командующего в зоне боевых действий. Именно это явочным порядком, с регулярной атакой на традиционные грабли (имеется в виду передача управления из МВД в МО и обратно) и происходит сегодня в Дагестане. Возможно, что соображения внутриполитического плана мешают принять подобное решение в масштабах страны еще до начала активных боевых действий (то есть заняться собственно военной реформой), но тогда упрекать генералов в бездействии бессмысленно, поскольку реальное управление в зоне конфликта ведется на уровне рефлексов многочисленных субъектов, то есть спинным мозгом.

ЦЕНА РЕФОРМ

Немедленного реформирования требуют и другие сферы военного строительства.

Дагестанские "мини-реформы" позволяют решить некоторые насущнейшие проблемы войны, однако они практически не влияют на положение в сферах, где преобразования осуществляются за годы. Имеется в виду прежде всего ситуация в оборонной промышленности. Искусственное выделение ее из контура управления военным строительством привело к кризису, по сравнению с которым положение собственно Вооруженных сил кажется если не идеальным, то вполне терпимым. В результате сегодня далеко не всегда удается использовать против армии экстремистов фактор технического превосходства. Уже очевидно, что государственный оборонный заказ не будет выполнен и в этом году, а значит, через десять лет самым мощным оружием силовых структур станет резиновая (или деревянная?) дубинка.

Серьезнейшим пороком военной системы государства стала нынешняя система комплектования военнослужащими срочной службы. Только полной потерей обществом инстинкта самосохранения можно объяснить последовательное и неуклонное воплощение в жизнь принципа "отберем в армию самых необразованных, бедных и хилых".

Приходится признать, что реформирование в ходе войны - наша традиция. Действительно, под огнем преобразования идут значительно быстрее и зачастую наиболее верным путем. Вот только цена таких реформ слишком велика.