Дмитрий Назаров
Печалуясь о трудностях постижения истины, участники зикра усмиряют гордыню.
Фото Reuters
На своей родине, в Таджикистане, Умарали КУВВАТОВ известен как общественный и политический деятель. Однако еще больше времени, чем политике, он посвятил изучению традиционного для Средней Азии духовного движения – суфизма. Он и сам является посвященным (мюридом) одного из суфийских братств – тарикатов. Мир суфийских общин остается для российской публики одним из самых закрытых во всей картине религиозных течений мира. Журналист Дмитрий НАЗАРОВ расспросил Умарали Кувватова о его опыте духовного ученичества у авторитетных шейхов, о том, что собой представляет мир суфийской общины, и о месте этого движения в духовном бытии народов Центральной и Средней Азии.
– Умарали, вы давно занимаетесь суфийскими практиками, шесть лет прожили в Афганистане, знакомясь с учениями разных шейхов. Расскажите, как в наше время верующие мусульмане, граждане бывшего СССР, приобщаются к суфийской традиции?
– Согласно суфийскому учению, верующим предназначено прийти к посвящению. Когда пробивает их час, они получают какие-то знаки, как правило, это сны, в которых будущий духовный учитель призывает их к себе. Не будем забывать, что суфизм – это мистическое течение в русле ислама, и пути постижения Божьих законов в этой традиции соответствующие – мистические, медитативные.
Суть суфийских практик состоит в совершении особого обряда – зикра, когда через многократное поминовение имени Всевышнего человеческая душа достигает особого состояния, которое можно охарактеризовать как полное умиротворение. В поисках наставника в правильном зикре суфий странствует по свету. Так случилось и у меня. В определенный момент я понял, что не найду своего наставника в Таджикистане. Как я уже сказал, очень часто для суфия поиск пути определяется интуитивным путем, например, во сне. Так было и у меня, когда я увидел в сновидении шейха, к которому должен прийти за учением. По некоторым признакам я угадал, что обстановка в этом сне скорее присуща Афганистану, чем Таджикистану. Тогда я отправился в Афганистан, странствовал три месяца, пока не нашел место, в котором узнал то, что мне привиделось, и там нашел своего наставника.
– Что в Афганистане вам удалось узнать такого, что вы не могли получить на родине?
– Там я познакомился со всеми четырьмя основными течениями суфизма: хуфия, кадырия, сарвардия и честия. В рамках этих четырех школ существуют еще сотни разновидностей, потому что каждый авторитетный духовный наставник привносит в традицию что-то свое и основывает свою школу. Некоторые из них сделали особенно значимый вклад, как, например, основатель тариката Накшбандия шейх Бахауддин Накшбанди. К этому тарикату я и принадлежу. В бывшем СССР практиковался только один из видов суфизма – хуфия, предполагающий скрытый зикр, когда совершаешь поминовение Бога, но не показываешь этого на людях.
Согласно нашему учению, суть суфизма – это познание себя. Человек постоянно борется со злом внутри себя. Путем особых медитаций избавляется от дурных мыслей. Шейх учит, как этого достичь при помощи зикра. Основу зикра составляет поминовение имени Бога до полутора тысяч раз. Методика различается в зависимости от традиции. В хуфие учитель наедине с учеником проводит беседу, расспрашивает о том, как тот живет, о его снах. По этим рассказам шейх определяет, какие духовные проблемы испытывает человек, и ищет для него способы исправления через медитативную практику.
Кадырия предполагает коллективный зикр, круговой, он распространен на Кавказе. По пятницам, в святой для мусульман день, верующие собираются в круг, сначала один участник приступает к песнопениям, в которых говорит о бедах, которые преследуют верующих, о трудностях на пути постижения истины. Потом эти напевы подхватывают все участники медитации. Это позволяет ощутить себя частью единого сообщества верующих, в котором все равны перед Всевышним. В этот момент возникает чувство, которое суфии называют «джазб», – чувство сопричастности, сопереживания своим братьям по вере. Уходит гордыня, приходит понимание бренности и суетности мира, и в этот момент, как гласит суфийское учение, Аллах обращает свой взор на молящегося. Верующий, ставший чистым сердцем, подобно малому ребенку, отрешается от бренного, материального и поднимается до познания законов вечности. Так происходит медитативная практика суфиев – последователей кадырии.
У иных течений другая практика, но смысл всех четырех видов зикра одинаков. Человек сам решает, какая из практик ему подходит лучше. Тут могут быть разные методики. В кадырии используется барабан для того, чтобы ритмичными звуками ввести всех в состояние медитации, синхронизировать эмоции, дать коллективный настрой для участников круга. Верующий закрывает глаза и под звук барабанов представляет себе, что в круге вместе с ним совершают зикр не десятки человек, а миллионы.
В сарвардии может использоваться ритмичное и синхронное движение участников обряда, хлопки в ладоши, кружение на месте. В сарвардии много пения. Это течение больше философское, лиричное. Кадырия жестче, но крепче держит сознание. В хуфие верующий предается индивидуальной медитации, круглые сутки он перебирает четки, поминая имя Бога. Суть этого течения в его сокрытости, такой суфий не показывает свою причастность учению. Некоторые последователи даже не носили четки, перебирали их мысленно, для чего, конечно, требуется способность к высочайшей концентрации.
 В Афганистане практикуются все основные виды суфийской медитации. Фото Reuters |
– Расскажите, что собой представляет ученичество у суфийского шейха.
– Есть разные шейхи. Одни у себя дома создают кружок мюридов. Шейх каждому дает наставления, потом мюриды несут учение дальше, в мир. Но есть шейхи, которые не живут на одном месте, а странствуют. Таких шейхов, которых называют дервишами, в Афганистане я тоже видел. Они не берут учеников и занимаются лишь самосовершенствованием.
– Раз суфии ведут миссионерскую деятельность, за последние 20 лет суфизм должен был распространиться в Средней Азии?
– С миром произошла беда. Появилось такое сильное течение, как ваххабизм, салафизм. Суфизм и ваххабизм – два смертельных врага. Ваххабиты преследуют суфиев, обвиняя их в отступлении от веры, чуть ли не в колдовстве, но суфии на эти нападки не отвечают, исходя из мирных принципов своего учения. От этого происходит слабость суфиев перед экстремистами. Странствуя по странам Востока, я убедился, что в Пакистане, Афганистане, Таджикистане ваххабиты очень усилились. Ситуация усугубляется тем, что в Таджикистане, откуда я родом, правительство вообще не понимает, что такое суфизм. Тем самым оно помогает радикалам. Правительство бьет по исламу вообще, и от этого польза только экстремистам, потому что они лучше приспособлены к сопротивлению. Ваххабиты обвиняют суфиев в пассивности и тем самым оправдывают свою экспансию в регион. Агрессивный исламизм очень хорошо финансируют из-за рубежа, а суфизм таких финансовых источников не имеет. Это еще одна причина того, что мы теряем Центральную Азию. По моим оценкам, суфии «проиграли» ваххабитам примерно 70% уммы региона.
Мы наблюдаем, что в последнее время с должностей в духовных управлениях среднеазиатских стран были уволены сторонники суфизма и на их место пришли люди, о которых мы не знаем, где они обучались и откуда вообще пришли. Я могу сказать, что в Духовном управлении мусульман в Душанбе осталось от силы человека четыре из числа сторонников суфийского ислама. Остальные в разговорах проявляют весьма сомнительные взгляды. Дело в том, что в Таджикистане сильна коррупция и должность можно получить за деньги. А в материальном смысле, как вы понимаете, те, кого хорошо финансируют из-за рубежа, гораздо сильнее. Подобные проблемы есть и в других государствах Средней Азии.
– В проповеди среди населения они тоже вас опережают?
– Очень сильно опережают. Учтите, что ваххабит никогда не покажет сразу своего лица. Он просто назовет себя верующим, мусульманином. Но когда он начнет проповедовать, он подберет такие хадисы и начнет давать такое толкование Священного Писания, которое свойственно радикалам. В том числе и те трактовки, которые направлены против суфизма. В свою очередь, суфийские проповедники лишены возможности противостоять им в дискуссиях на местах. Из-за нехватки средств суфиям трудно перемещаться от деревни к деревне. У салафитов есть автомобили для переездов, они могут дать пожертвования на сельскую мечеть, на нужды общины.
– Московскому читателю, наверное, будет интересно узнать, насколько распространены суфийские тарикаты в российской столице и вообще в России.
– В Москве встречаются представители самых разных течений: суфиев, ваххабитов, шиитов и других. Здесь стараются избегать столкновений. Все противоречия, которые происходят в их родных странах, приезжие мусульмане в Москве стараются не проявлять. В Москве я не видел духовных учителей. Но есть мюриды, приехавшие из разных мест. На Северном Кавказе есть шейхи, с их учениками я общался, находил общий язык. Многие шейхи в Афганистане уважают чеченский и дагестанский зикр. Однако в Москве я никогда не встречал места, где бы совершались настоящие суфийские практики. Вместе с тем я должен отметить, что в Москве и вообще в России я вижу благожелательное отношение властей к верующим, оно лучше, чем в Средней Азии.
