Сакраментальная сила государства

Глава РПЦ рассказал о том, что происходило до эпохи исторического материализма.
Кадр из передачи «Здесь и сейчас» телеканала «Дождь»

Обильное цитирование в СМИ речи Патриарха Кирилла на церемонии присуждения ему степени honoris causa (почетного доктора) МГУ обнаружило в этом выступлении моменты, которые нельзя не разобрать критически. Церемония проходила в рамках конференции «От Древней Руси к Российской Федерации – история российской государственности». Патриарх обозначил тему докторской речи так: «Роль духовного, в том числе православного, наследия в становлении и развитии российской государственности».

Обозначив традицию как «способ передачи ценностей из поколения в поколение» и не забыв оговорить, что не все в прошлом подлежит сохранению («Ведь мы не сохраняем мусор, мы его выкидываем»), Патриарх заявил: «Подлинная ценность передается не иначе как по традиции». Формула эта небесспорная. Во-первых, под традицией в социальной науке понимают не всякий, а прежде всего некритический способ трансляции идей, в противоположность рациональному осмыслению. Именно преодоление традиционалистского общества привело к появлению науки, базирующейся на ней техники и характерного для сегодняшнего дня уровня благосостояния. Во-вторых, ценности не только передаются, они сначала создаются. Создание новых ценностей означает отчасти отказ от старых, отчасти их коренную трансформацию. Из сотен возможных иллюстраций этого, пожалуй, самая яркая – учение Христа.

Однако последуем дальше за логикой речи Патриарха. Европейская цивилизация, напоминает он, зиждется «на греко-римской традиции философского осмысления мира и на библейском откровении», а Россия является ее частью. Последнее – не общепринятая, хотя распространенная позиция. Однако, едва провозгласив ее, глава РПЦ использует некое обозначение «мы», словно говоря об отдельной цивилизации, фундамент которой заложен Кириллом и Мефодием и соединяющей «европейское культурное и интеллектуальное наследие с православной духовностью и славянским мироощущением».

Так все же, Россия – часть европейской цивилизации или какой-то другой, новой, основоположниками которой стали просветители славян? Где границы этой последней? Включает она всех славян или только православные народы? Или Россия принадлежит обеим этим цивилизациям?

Покритиковав подражательство Западу, Патриарх задает вопрос, что же «наша традиция» (из контекста – в отличие от западной) говорит о государстве, и предоставляет слово… апостолу Павлу. Каким образом выходец из иудейской средиземноморской диаспоры римский гражданин Павел связан со славянами и почему он не принадлежит всему христианскому миру, а только православной его части, осталось за скобками.

Павлу как раз и принадлежат те высказывания, которые оказались в центре критики Патриархом либерализма, например: «Противящийся власти противится Божьему установлению». Однако, неоднократно повторив в разных формулировках эту базовую для Павла идею, он вовсе не солидаризируется с ней, а якобы в порядке продолжения и конкретизации заявляет нечто, противоречащее сказанному выше: «четкая и совершенно определенная поддержка Церковью» «имеет отношение не к конкретным лицам», а к «самому институту государственной власти». Больше того, далее он излагает традиционную для христианства концепцию, согласно которой надлежащим является лишь то государство, которое поддерживает «Богом данный нравственный закон… чтобы нравственное начало через действие законодательства укреплялось в жизни личности и общества». Осталось бы только привести самую известную христианскую формулу на этот счет, принадлежащую великому Аврелию Августину: «Государство без Бога – банда разбойников». Это, впрочем, был бы уже перебор. Но и без того, критикуя полностью автономный «от нравственного начала неограниченный произвол в установлении тех норм, которые в данный момент законодатели сочтут удобными», Патриарх прямо противоречит многократно повторенному нашим национальным лидером убеждению в том, что «закон не может быть аморален».

Критикуя отступления властей от нравственного закона, Патриарх утверждает, что сам институт власти, отождествляемый им с государственной силой, «мечом», возник в мире для того, чтобы люди могли жить сообща. Однако современная наука рисует другую картину.

Государство – это институт, осуществляющий власть в пределах всего общества за счет силового превосходства над другими субъектами. Первой формой общесоциальной власти было вовсе не государство, а «вождество», в котором эффективная централизация обеспечивалась не силовыми, а чисто идеологическими средствами – верой в особую близость рода вождя к богам. По всей вероятности (а наука почти всегда говорит языком вероятностей), становление «вождества» было обусловлено большей эффективностью войска, построенного на единоначалии (общество и войско тогда почти совпадали). Централизованная власть возникла как порождение внешней военной конкуренции. Впоследствии логика такой конкуренции привела к необходимости концентрации лучшего, дефицитного оружия. На этой базе возникли приоритетно вооруженные группы, для которых война постепенно стала единственным занятием. Первоначально ориентированные исключительно вовне, на некотором этапе они превратились одновременно и во внутреннюю репрессивную машину – государство.

Возникнув, государство в значительной мере подавило ранее сформировавшиеся правовые механизмы социальной регуляции, суть которых составляет замена аргумента силы на силу аргумента, обращение в случае конфликта не к оружию, а к рациональной судебной процедуре. Потребовались тысячелетия, чтобы общество поставило государство если не в моральные, то хотя бы в правовые рамки.

Без государства сегодня обойтись нельзя. Но государство – институт, который требует постоянного контроля со стороны других институтов (в том числе, возможно, и Церкви). В конце речи Патриарх обсуждает право Церкви на участие в разных формах и сферах общественной и политической жизни. Это требующая отдельного разговора тема, самое сложное в которой – вопрос о границах такого участия. Патриарх его даже не ставит, зато, сетуя по поводу нашего слишком секуляризированного общества, он приводит в качестве аргументов образцы, взятые «в других странах Старого Света» («кафедры теологии в вузах, капелланы в армии» и так далее), тех самых, против подражания которым он пятью минутами ранее выступал.