Хантингтон оказался прав

Уйгурские сепаратисты получили мощную поддержку со стороны турецких мусульман, вышедших на демонстрации солидарности.
Фото Reuters

Эра новой глобальной цивилизации наступила: ни одна локальная проблема уже не является локальной. Новые средства коммуникации стирают границы, информация распространяется мгновенно, и вот уже на гибель уйгуров в ходе беспорядков в Урумчи моментально – и гневно! – реагирует весь мусульманский мир. Турецкое правительство выдвигает инициативу «не покупать китайское». Движение ХАМАС призывает Пекин наладить отношения с уйгурами. В Джакарте радикально настроенные демонстранты требуют объявить Китаю джихад. Наконец, «Аль-Каида» в исламском Магрибе» угрожает местью тысячам китайцев, работающих в Северной Африке. Эксперты отмечают, что «Аль-Каида» никогда прежде не интересовалась происходящим в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая.

К прогнозам ученых-футурологов аналитики и журналисты относятся скептически-снисходительно. Общим местом стало упоминание о том, что Элвин Тоффлер нарисовал увлекательную картину «дивного нового мира», но ни словом не обмолвился о мобильном телефоне. Тем не менее некоторые футурологи оказались довольно проницательны в своем предугадывании. Например, глобализация уйгурской проблемы – яркая иллюстрация к концепции «столкновения цивилизаций» Сэмюеля Хантингтона.

О Хантингтоне, скончавшемся в декабре прошлого года, обычно вспоминают, когда западный мир сталкивается с миром ислама. Когда европейские националисты требуют запретить возведение громадных мечетей в Вене или Кельне или когда на улицах Исламабада или Тегерана жгут датские флаги в знак возмущения газетными карикатурами. Однако «Запад против ислама» – упрощение концепции Хантингтона. Цивилизаций, по мнению американского футуролога, порядка восьми, и все они сталкиваются друг с другом в современном мире. Китайская цивилизация – одна из активных участниц этих столкновений.

С точки зрения Хантингтона, основным определяющим признаком цивилизации является религия. Китайская цивилизация, несмотря на руководящую роль Коммунистической партии, остается конфуцианской. Именно религиозный фактор позволяет так называемым стержневым странам (Китаю, США, Индии) осуществлять глобальные проекты. Именно религия придает остроту войнам «по линиям разлома», то есть конфликтам цивилизаций, и оформляет новые глобальные community и новую глобальную солидарность мегаобщин. Возможным столкновение цивилизаций, безусловно, сделало новое информационное общество, сближающее лондонского врача Али, тегеранского рабочего Махмуда и египетского радикала Абдуллу, позволяющее им идентифицировать себя друг с другом «здесь и сейчас».

Между центральной властью Китая и мусульманским меньшинством образовался «цивилизационный разлом»? Фото Reuters

«Аль-Каида», о которой, разумеется, ничего не говорится в «Столкновении цивилизаций» (книга Хантингтона увидела свет в 1996 году), стала настоящим порождением эпохи новых войн мегаобщин. Сам факт существования этой глобальной террористической сети по понятным причинам вызывает скепсис у некоторых серьезных аналитиков: нелегко признать, что новый мир, в котором та или иная цивилизация может сподобиться на подобный проект, стал реальностью.

Бывший пакистанский министр по делам религии Мухаммад Иджаз-уль-Хак в своем интервью «НГР» в 2006 году однозначно осудил теорию Хантингтона. Это не случайно: у Хантингтона именно исламский мир выступает как главное действующее лицо в истории новых цивилизационных войн. Американский ученый приводил статистику: так, в 9 из 12 конфликтов в 1992 году мусульмане столкнулись с немусульманами. Хантингтон также отмечал высокую степень милитаризации исламских государств, учитывая при этом процентное соотношение вооруженных сил и так называемые индексы военных усилий (соотношение вооруженных сил с поправкой на национальное богатство страны). Хантингтон наряду с другими учеными (Джеймсом Пэйном, Рут Леджер Сивард) сделал вывод о том, что ислам – фактор агрессии.

Почему двигателем войн по линии разлома стала именно исламская цивилизация? Сэмюель Хантингтон вывел шесть причин. По его мнению, ислам изначально был «религией меча». Кроме того, экспансия исламского мира в отличие от западного была сухопутной, и это привело к тесному «физическому соседству» мусульман и немусульман. Также ислам, пишет Хантингтон, является наиболее «абсолютистской» религией, абсорбирует политику, проводит жесткую грань между мусульманами и немусульманами и с трудом «переваривает» другие цивилизационные матрицы.

Четвертую причину выдвинули сами мусульмане: Запад воспринимает мир ислама как отсталый, а его жителей как «новых краснокожих», потенциальных жертв экспансии, и это приводит к конфликтам. Хантингтону это объяснение кажется недостаточно убедительным. Куда более значительными он находит два других фактора (соответственно пятая и шестая причина). А именно: в исламском мире отсутствует «стержневая страна», доминантный центр, в нем есть лишь соперничество Пакистана, Саудовской Аравии, Ирана, Турции и Индонезии за влияние. Наконец, шестое объяснение современной агрессивности ислама – это демографический взрыв в исламском мире, высокая доля безработной молодежи, склонной к радикализму.

К третьему десятилетию XXI века это поколение должно постареть. Если этот процесс будет сопровождаться экономическим ростом в мусульманских странах, войны по линии разлома пойдут на убыль, полагал Хантингтон.

Мир ислама и китайская цивилизация уживаются плохо, отмечал ученый. Стоит привести развернутую цитату из «Столкновения цивилизаций»: «Этнические китайцы, например, являются экономически преобладающим меньшинством в большинстве стран Юго-Восточной Азии. Они успешно ассимилировались в обществах буддистского Таиланда и католических Филиппин; в этих странах практически не наблюдалось значительных случаев насилия, направленного против китайцев, со стороны большинства. Напротив, антикитайские беспорядки и/или акты насилия имели место в мусульманской Индонезии и в мусульманской Малайзии, и положение китайцев в этих странах остается потенциально взрывоопасным».

Китай, по мнению Хантингтона, исторически воспринимал Синьцзян как часть «внутренней азиатской зоны», населенной уйгурами, монголами, тибетцами, маньчжурами и тюрками. Эту зону необходимо сдерживать из соображений безопасности. Лучший метод сдерживания – цивилизационная экспансия, которой как раз и противятся мусульмане-уйгуры. Точно так же экспансии православной цивилизации противятся чеченцы и татары, китайской – буддисты-тибетцы, а протестантской – радикально настроенные католики-ирландцы в Ольстере. И нынешняя ярость демонстрантов в Джакарте вполне объяснима: Индонезия, по Хантингтону, является основной силой сдерживания китайской экспансии в Юго-Восточной Азии.

«В то время как на глобальном, или на макроуровне, мировой политики основное столкновение цивилизаций происходит между Западом и остальным миром, на локальном, или на микроуровне, оно происходит между исламом и другими религиями», – писал Сэмюель Хантингтон. Рецептов прекращения войны между исламской и конфуцианской цивилизациями – два. Первый рецепт – ждать, пока стороны истощат свои силы. Второй рецепт – переговоры. Однако возможны ли они в случае с исламским миром, агрессивным и децентрализованным.