Сергей Земляной Насчет того, каким будет Конец мира, существуют вполне надежные, достойные всяческого доверия, хотя и поэтические, предположения: "Вот как кончится мир // Вот как кончится мир // Вот как кончится мир // Не взрыв но всхлип" (Томас Стернс Элиот. "Полые люди"). Гораздо меньше прояснено то, как и чем будет начинаться этот Конец. После прочтения статьи государственного советника при президенте Республики Татарстан по политическим вопросам, директора Института истории Академии наук РТ Рафаиля Хакимова "Имперский инстинкт", оснащенной подзаголовком "Россия застряла на перекрестке истории. Она не может ни отказаться от великодержавных традиций, ни стать демократическим государством", - у меня словно пелена с глаз спала. Вот так оно и происходит, это самое начало Конца! Пусть не мира, а Империи.
Что дает мне основания квалифицировать г-на Хакимова как идеолога начала Конца России? Прежде всего присущая автору склонность к употреблению взрывчатых формул, чреватых весьма деструктивными политическими последствиями. Например, он безо всякой аргументации выдвигает столь же броские, сколь и сомнительные тезисы: "В ХХ столетии империи, как динозавры, изжили себя окончательно. Основные мировые тенденции обозначили путь к демократии, рынку, защите прав человека и национальных меньшинств. Россия продолжает сопротивляться, строя свою жизнь и политику на мифах и воспоминаниях о сверхдержаве, но это уже больше походит на агонию (!). У России не осталось внутренних ресурсов для сохранения имперских традиций".
Откуда г-н Хакимов взял, что динозавры себя изжили? Они, по данным современной науки, погибли в результате космической катастрофы, столкновения Земли с роем астероидов. Откуда г-н Хакимов взял, что империи в ХХ веке себя исчерпали или что великодержавная государственность несовместима с демократией? На излете прошлого столетия монополярный мир стал объектом абсолютно империальной политики США, превратившей всю планету и ближний космос в сплошные зоны своих "национальных интересов". А такие великие державы, как Великобритания или Франция, были и остаются эталонными демократиями. Откуда г-н Хакимов взял, что Россия "сопротивляется" движению по пути к демократии, рынку, к "защите прав человека и национальных меньшинств"? В 90-е гг. она настолько безоглядно и бездумно ринулась по этому пути, что теперь ей показано уже совсем другое, чуть ли не противоположное: демократия беспредела и семейственности должна уступить место нормальной сильной государственности с прочным хребтом в виде федеральной властной вертикали; дикий рынок с его варварскими криминальными законами должна сменить цивилизованная социально-рыночная экономика; государственный суверенитет и национальное большинство следует защищать от агрессивных поборников прав человека и прав национального меньшинства (ср. Чечня, Дагестан, Россия).
Господин Хакимов местами столь брутализирует свой словарь и доводит свои оценки до такой черты, что они превращаются в оскорбление государственного достоинства России и таких ее институтов, как президентская власть. Меня как гражданина России, как частное лицо не могла не покоробить вызывающая манера г-на Хакимова, явленная в следующих его высказываниях: "Путин пришел к власти, опираясь на имперский инстинкт (?) <┘> Имперский инстинкт эксплуатируется (?) с редким административным рвением, с болезненной (!) тоской по прошлому, с восторгом (!) от театрального (?) блеска самодержавной кремлевской мишуры (!). Имперский инстинкт дал о себе (?) знать скорее всего в последний раз, в виде мелкого (?) реванша (?). Тем не менее он (Путин или инстинкт? - С.З.) решил показать всем "кузькину мать" (!) совершенно в стиле Достоевского (?) - понимая, как это "гадко и подло" (!). Насладиться (!) мерзостью (!), а потом уж (?) будь что будет". Это потрясающее изложение.
Далее г-н Хакимов ошеломляет публику чуть ли не цирковым фокусом: он говорит на совершенно разные голоса. Одним, насмешливым и обличительным, он вещает о "страхе мнимого развала России" (курсив мой. - С.З.), каковой страх "сковал разум и волю многих политиков, которые ухватились за имперский инстинкт как за спасительную идею". (Вопрос о том, каким стилевым образом стало возможным "хвататься" за "инстинкт" как за "идею", прошу читателей адресовать непосредственно автору. Курсив, однако, мой. - С.З.) Этим же раскованным волевым голосом он язвительно и менторски поучает федеральную власть: "Климатические и географические масштабы России не позволяют ей браться за амбициозные проекты, особенно в военной области". Вынужден констатировать, что даже американский единомышленник г-на Хакимова г-н Бжезинский, который в недавнем интервью "Комсомольской правде" совершенно в духе г-на Хакимова (обратное тоже верно) обрушился на "великодержавную риторику" российского президента, худо-бедно отдает себе отчет в угрозах и вызовах, которые делают для России повелительной необходимостью осуществление "амбициозных проектов в военной области". Вот как это видится издалека: "В стране социальный и демографический кризис, а ее геополитическая позиция крайне тревожна. На востоке - граница с Китаем, население которого в 8 раз больше, а экономика в 5 раз превышает российскую. Я бы прямо сказал (Владимиру Путину. - С.З.): господин президент, нет уверенности, что эта граница сохранится и лет через 30. А на юге ваши соседи - 300 миллионов мусульман, отношения с ними испорчены войнами в Афганистане и Чечне". Язвительность г-на Хакимова достигает своего максимума, когда он с благородным уничижением отзывается о "воле механического большинства, навязывающего свои правила игры" в России (курсив мой. - С.З.). Что относится, очевидно, к факту абсолютного преобладания в составе населения нашей страны русских (и русскоязычных).
Совсем иным, патетичным, докторальным и вдохновенным голосом г-н Хакимов держит речь о сюжетах, которые и являются предметом его первейшего интереса. И тогда оказывается, что "страх мнимого развала" России отнюдь не является беспричинным, хотя лично г-н Хакимов отнюдь этого развала не страшится: "Последние годы Россия жила в постоянном страхе, что с ней повторится та же ситуация, что с Союзом ССР. Этот страх был не столько рациональным, сколько мистическим, фаталистическим, порожденным чувством вины и неизбежности кары за развал СССР". Кажется, г-ну Хакимову все еще невдомек, что Россия и Ельцин или даже Россия и политический класс - это совсем не одно и то же: вина и кара - это удел не России, а тех, для кого самоликвидация СССР была непременным условием утверждения их власти и их при власти.
Почему г-н Хакимов не боится развала России? Внутреннюю ситуацию в России автор стилизует под противостояние "механического большинства" русских вкупе с русскоязычными, с одной стороны, и пассионарного меньшинства татар - с другой: "В составе России русские вновь оказались лицом к лицу с татарами. Все это повлекло за собой необратимые процессы, и снова перед Москвой возник "казанский вопрос". Россию можно представить себе без Киева, но нельзя (!) представить без Казани. Имеется в виду не конкретный город, а некий символ (!), вбирающий в себя (!) интересы нерусских народов. За решением "казанского вопроса" стоит способность Москвы найти общий язык с нерусскими народами". Я даже не интересуюсь, а почему бы и нерусским народам не поискать общий язык с Москвой. Меня просто подкупили предупредительность и откровенность, с какими г-н Хакимов растолковывает любопытствующим немного неожиданное содержание этого самого "казанского вопроса" или, точнее, "казанских вопросов".
Они выглядят следующим образом, в порядке их постановки. Первый вопрос: "Где генетические истоки России, определяющие естественные границы государства?" (Иными словами, г-н Хакимов вознамерился поместить Россию в подобающее ей, на взгляд советника г-на Шаймиева, Lebensraum, жизненное пространство.) Вопрос второй: "И не сократится ли Российское государство вновь, раз ее (России. - С.З.) исторические территории легко образуют новые государства, объявляющие себя самостоятельной нацией? Ведь если Киев - не Россия, то Казань тем более (!) имеет право (!) заявить то же самое". (Отмечу мимоходом, что пылкий идеологический темперамент г-на Хакимова сказывается на его способности ясно мыслить: остается загадкой, как может "новое государство" объявить себя "самостоятельной нацией", если его население многонационально, а так называемая "титульная нация" отнюдь не является количественно преобладающей. Видимо, это и есть демократия и свобода a la г-н Хакимов.) Третий "казанский вопрос": "Нужно ли описание истории России начинать с Сибири или Кавказа, Тюркского, Хазарского каганата, Булгарского царства и жизни других древних народов, следовательно, признать их государствообразующими этносами, а саму Россию - полиэтническим государством?" (Директор Института истории АН РТ намечает захватывающую перспективу: история русских как побочный момент истории тюрков!) К любым вопросам, в том числе и казанским, принадлежат горизонты вопрошания, в которых вырисовываются ответы на них. И они не обязательно будут такими упрощенческими, как ответ, предложенный г-ном Хакимовым: "Природа России, ее суть, ее правда состоит в славянотюркском, православно-исламском симбиозе (?), от этого ей не уйти, не отречься".
В статье "Имперский инстинкт" советника при президенте Татарстана Рафаиля Хакимова содержится in nuce программа торпедирования государственного суверенитета России как полноценной федерации, программа, для мнимо-исторического обоснования которой используются те самые "мифы и воспоминания о сверхдержаве" (Чингисхана), в приверженности коим г-н Хакимов столь самоуверенно упрекает Россию. Эта программа включает в себя следующие главные пункты: 1) введение России в ее "естественные границы", может быть, и не вполне добровольное ("традиционная (?) русская мысль не предполагает и не допускает сокращения территории (!), децентрализации власти (!) и господства права, договорных отношений (!) внутри государства (!), равенства различных конфессий (!) и этносов"; надо полагать, нетрадиционная и нерусская мысль г-на Хакимова все это предполагает и допускает); 2) легитимация государственного обособления, отделения от России (коей надлежит смириться с "сокращением государства") так называемых "новых государств, объявляющих себя самостоятельными нациями", с Татарстаном и Казанью в качестве символов; 3) полное переустройство "державной" России, обосновавшейся на "исторической территории" Золотой Орды, чьей наследницей объявляет себя Казань устами политического советника г-на Шаймиева, - ее переустройство в интересах так называемых "государствообразующих этносов" (то есть татар, русских и прочих) и на началах "децентрализации власти" (стало быть, уничтожения федеральных Центра и вертикали), на началах "договорных отношений внутри государства" и "равенства конфессий и этносов". Короче говоря, превращения России в договорную конфедерацию с названием примерно таким: "Татаро-Московия". (К сожалению, от директора Института истории АН РТ укрылось принципиальное различие между религиями и конфессиями; или он смело считает ислам иудаистской конфессией?)
Теперь по поводу биологизаторских пристрастий г-на Хакимова, наложивших неизгладимый отпечаток на его программатику и политологию. Категории "симбиоз", "генетический код", "инстинкт" в применении к политической реальности и политическому поведению - это не более чем метафоры, причем особым, негативным образом окрашенные. Почему, например, г-н Хакимов говорит об отношениях между народами России, конкретно - между русскими и татарами, не как о "мирном сожительстве" (Ленин), не как о сотрудничестве и взаимопомощи, не как о "дружбе народов", наконец, а как о "симбиозе"? Симбиоз (от греч. symbiosis - совместная жизнь) - это форма вынужденного совместного сосуществования двух организмов, прежде всего, антагонистический симбиоз или паразитизм. И кто же на ком в России паразитирует, хотелось бы спросить политического советника г-на Шаймиева: русские на татарах или наоборот? "Казанский вопрос". Еще одно принципиальное замечание. Чтение статьи Рафаила Хакимова оставляет неприятное впечатление преувеличенного внимания автора к весьма одиозной теме крови ("тюркской крови", "татарской крови"). Из его текста можно сделать вывод, что Золотая Орда, Казанское ханство, Казань связаны прямо-таки кровнородственными узами с теми татарами, которых монгольские военачальники Чингисхана повели за собой на Запад. Но все обстоит не так. В V веке эти татары под именем Та-та или Татань (откуда и происходит слово "татары") обитали в северо-восточной части Монголии и отчасти в Маньчжурии, между реками Халха, Керуленом и Сунгари. Они принадлежали к монгольским племенам. В XI веке татары были покорены тунгузами, и часть их переселилась в Юго-Западную Монголию. В XII веке их подчинил себе Чингисхан и сформировал из них, по точному выражению историка Андрея Фурсова, "штрафные батальоны", то есть передовые отряды, которые выпускались в сражениях перед монголами, принимали на себя первые удары противника и были обречены на неминуемую гибель. После своих завоевательных походов в Среднюю Азию Чингисхан образовал там могущественное царство из множества тюркских народностей, которые и стали известны под именем татар.
После завоевания Руси и разгрома Венгрии и Польши племянник Чингисхана Батый основал на Волге Золотую Орду, из которой потом выделились ханства Крымское, Астраханское и Казанское. Золотая Орда представляла собой сложный конгломерат кочевых племен и народностей. В качестве государственного языка в Орде в конце XIV века стал использоваться половецкий. Что касается Казани, то придворный историк Батыя Абульгази писал о ее основании и населении следующее: "Сын Батыев, по имени Саин, шел воевать Русь, но, обезоруженный смирением и дарами ее князей, остановился: тут он вздумал завести селение, где бы чиновники татарские, посылаемые для собирания дани на Русь, могли иметь отдохновение. Место было изобильно, пчелисто и пажитно, но страшные змеи обитали в оном. Сыскался волхв, который обратил их в пепел. Хан основал город Казань (что значит "котел" или "золотое дно") и населил его болгарами, черемисами, вотяками, мордвой, ушедшими из областей ростовских во время крещения земли Русской. Он любил это место и часто сам приезжал туда из Сарая. Оно долгое время называлось еще Саиновым Юртом". Так что, если перефразировать столь полюбившуюся г-ну Хакимову пословицу ("Поскреби любого русского и обнаружишь татарина"), можно с тем же апломбом утверждать: "Поскреби любого татарина и обнаружишь черемиса, вотяка или половца".
И последнее, то, в чем я полностью согласен с г-ном Хакимовым: новое геополитическое самоотождествление России в XXI веке состоится только в том случае, если историческое и государственное сознание россиян, прежде всего политических элит в Центре и в регионах, справится с колоссальной задачей возвращения вытесненного. Разумеется, из этого сознания было вытеснено не только то, что было связано с влиянием Орды на государственность Москвы и Московии и что является лично для меня бесспорным фактом, подлежащим исследованию. Подобным же образом из нашего исторического и государственного сознания было вытеснено все связанное с докиевским общеславянским прошлым в составе Византийской империи в VII-VIII веках, с расселением славян во Фракии, Македонии, Центральной Греции и на Пелопоннесе, завершившимся в начале VII века. Подверглось вытеснению и наше доваряжское, но уже киевское прошлое в составе Хазарского каганата: Киев в конце VIII - начале IX веков был фактически северо-западной факторией Хазарии, а одним из самых первых исторических документов, в котором упоминаются Киев и некоторые другие города Киевской Руси, является письмо Х века на древнееврейском языке, подписанное членами еврейско-хазарской общины в Киеве ("Кийуве", по тексту письма; государственной религией хазар был иудаизм). Точно так же было вытеснено почти все связанное с созданием варягами первого государства на Руси в IX-Х веках: государственность в России начиналась примерно так же, как в Англии после ее завоевания норманнами. (Кстати, Мурман, или Мурманск - это искаженное "норманн".) Намного более известно, хотя не во всем хорошо понято, имперское прошлое России, связанное как с Российской Империей, так и с Империей Советской. Вспомнить все - таков императив современности. Это важнейший принцип государственного строительства. Без этого невозможно обретение Россией геополитической идентичности.
Напоследок я хотел бы привести суждения Бертольта Брехта из текста "О тиранических советах", небезынтересные в данной связи: "Насколько полезно следовать добрым советам, настолько же опасно следовать добрым советчикам. И нуждающиеся в советах должны требовать таких советов, которых они могли бы послушаться и тогда, когда они не способны или не желают слушаться советчиков". Не смею опровергать.
