Троцкий под новым ударом

Лев Троцкий в 1898 году.
Страница из следственного дела охранки

В СОВЕТСКОЕ время никто не был так оболган и дискредитирован, как Лев Троцкий. Статья Сергея Константинова "Троцкий как жертва Маркса" свидетельствует о том, что прежняя тенденция возрождается.

Верно, что Троцкий был убежденным коммунистом, всю жизнь мечтавшим о мировой революции и делавшим все, от него зависевшее, чтобы реализовать эту мечту. В этом смысле он ничем не отличался от Ленина и других деятелей партии послеоктябрьских лет. В разгоревшейся после смерти Ленина борьбе вокруг плана строительства социализма в одной стране Троцкий упорно продолжал отстаивать идею мировой революции, потому что понимал невозможность реализации первого плана, его несбыточность. Ныне это подтверждено историей: одна страна или даже группа их (в том числе таких крупных, как СССР и Китай) не в силах победить в соревновании со всем остальным миром, повернуть его на свой путь. Подлинная ошибка Троцкого заключалась в том, что он продолжал рассчитывать на мировую революцию и тогда, когда все попытки разжечь революционный огонь в зарубежных странах (с особой очевидностью - в 1923 г. в Германии) потерпели крах. А для Сталина лозунг строительства социализма в одной стране был прежде всего орудием в политической борьбе. Этот лозунг успешно использовался им в демагогических целях, чтобы свести на нет авторитет Троцкого, который в начале 20-х гг. значительно превосходил влияние Сталина в партии и в стране. Троцкий был прирожденным оратором, он сыграл огромную роль в победе над белогвардейцами в Гражданской войне, т.е. обладал "капиталом", которого у Сталина не было вовсе или почти не было. Но позиция Сталина оказалась выгоднее, она импонировала многим: когда еще будет мировая революция и будет ли она вообще (сомнения в этом уже множились), строить же социализм можно (и должно) уже сейчас.

Нельзя сказать, что Сталин уже в 20-е гг. окончательно отказался от идеи мировой революции (Коминтерн действовал до 1943 г.), но сама идея все более заменялась в расчетах Сталина великодержавными устремлениями. Вместо мировой революции - подчинение тех или иных стран, к чему Сталин приступил в 1939-1940 гг. и продолжил в результате Отечественной войны.

Мы не знаем, какими были бы судьбы страны, если бы победу в борьбе со Сталиным одержал Троцкий. Вероятно, они были бы сходными ввиду неосуществимости замысла мировой революции. Но у Троцкого было гораздо более тонкое политическое чутье, которое скорее всего не позволило бы ему так жестоко экспериментировать над своим народом.

Не прав Сергей Константинов, утверждая, будто Троцкий не умел отбрасывать догматические положения в сторону, когда этого требовали конкретные обстоятельства. Яркий пример политической гибкости Троцкого - его роль в борьбе сил демократии и фашизма в Германии начала 30-х гг. Коминтерн и его германская секция, являвшиеся непримиримыми врагами нацизма, проводили, однако, самоубийственный курс на изоляцию от всех других сил (прежде всего социал-демократов, обладавших значительными позициями в органах управления ряда земель (провинций) и городов, заинтересованных в недопущении нацистов к власти). Троцкий же последовательно выступал - в своем издании "Бюллетень оппозиции" и в немецкой демократической печати - за соглашение с социал-демократами против Гитлера, резко критиковал ошибочную позицию КПГ, диктовавшуюся из Москвы. Это свидетельствовало отнюдь не о левизне, в которой его настойчиво обвиняли, а о глубоком понимании ситуации и приверженности тактике, соответствующей реальным условиям. Троцкий действовал в данном случае (и в ряде других) вопреки догмам "учения", что Константинов склонен игнорировать.

Неверно утверждение Константинова о том, что Троцкий поддержал коллективизацию в той чудовищной форме, в какой она была проведена Сталиным. Наоборот, он недвусмысленно осуждал ее. Троцкий справедливо полагал, что "практические возможности коллективизации определяются наличием производственно-технических ресурсов и степенью готовности крестьянства перейти от индивидуального хозяйства к коллективному" (оба эти условия наличествовали лишь частично). Троцкий подчеркивал, что, "стоя перед необходимостью оправдать сплошную коллективизацию в пожарном порядке", Сталин игнорировал мнение Энгельса, что "мы постараемся предоставить ему (крестьянину. - Л.Г.) больше времени подумать об этом на своем клочке". Сталин считал подобный подход чрезвычайной, даже чрезмерной осмотрительностью. Результаты известны.

Упомянутый Сергеем Константиновым биограф Льва Троцкого Исаак Дойчер писал по этому поводу: "Критика Троцким коллективизации была... радикальной. Он осудил "ликвидацию кулака" как чудовищную и сделал это задолго до того, как ужасы, сопровождавшие эту акцию, стали известными". (Замечу, что ранее Троцкий выступал за ограничение засилья кулачества в деревне.) Дойчер отмечает также: "Троцкому никогда не приходило в голову, что столь многочисленный социальный класс, каким была деревенская буржуазия, может или должен быть уничтожен декретом и насилием, что миллионы людей должны быть лишены их собственности и осуждены на социальную, а многие и на физическую смерть".

Константинов стремится в духе современной конъюнктуры представить Сталина в качестве борца против преувеличения значения мировых связей для экономики России-СССР, а Троцкого - в качестве апологета Запада. Он якобы "не мог простить" Сталину отрицание (на VI съезде РСДРП) того, что "только Европа может указать нам путь". На самом деле Троцкий ни в малейшей степени не страдал низкопоклонством перед Западом. Троцкий неизменно рассчитывал на творческие силы народов России, а впоследствии СССР.

Неверна также точка зрения автора, будто Троцкий пророчил неизбежное поражение СССР в случае нападения Германии, хотя серьезные основания для этого были. И прежде всего в связи с тотальным разгромом Сталиным высших и средних командных кадров Красной армии и сближением агрессивных держав - Германии, Италии и Японии, - что грозило нападением на СССР и с запада, и с востока. Как известно, первые полтора года Отечественной войны подтвердили пессимистические прогнозы. Но Троцкий никогда не был врагом СССР, как можно предположить по статье Константинова. Троцкий неизменно выступал в защиту Советского Союза и призывал к этому трудящихся всего мира. Когда началась Вторая мировая война, Троцкий уповал на то, что революционный пролетариат зарубежных стран поддержит СССР.

Весьма уязвимы рассуждения Константинова, касающиеся культуры, и проведенное им в этой связи сравнение отношения Троцкого и Сталина к русской культуре. Если верить автору, Сталин любил ее, а Троцкий нет.

Нам ничего не известно о литературоведческих (или искусствоведческих) трудах Сталина и очень мало - о его взглядах на кардинальные вопросы литературы и искусства. Троцкий же в 1923 г. выпустил книгу "Литература и революция" объемом в 400 страниц (она была переиздана в 1991 г.), обнаружив глубокие знания в данной сфере. Работа Троцкого большей частью основана на вульгарном социологизме, свойственном официальной эстетике 20-х гг., но некоторые его оценки справедливы и сегодня. Такова, например, характеристика Анны Ахматовой как "даровитейшей" поэтессы (казалось бы, Ахматова была далека от вкусов и привязанностей тогдашнего наркомвоенмора). Возможно, знай все это Константинов, ему было бы гораздо труднее обвинять Троцкого в нелюбви к русской культуре.

Константинов предъявляет обвинение Троцкому и в негативном отношении к указу 1936 г. о запрещении абортов. Да, так было. Троцкий, аргументируя свою позицию, ссылался на низкий материальный уровень большинства семей, недостаточность культурных и гигиенических условий. Правота Троцкого несомненна, что подтверждалось значительным недовольством населения этим указом.

Неправильны и суждения Сергея Константинова о позиции Маркса и Энгельса в отношении России. Они осуждали роль России на международной арене (расправа с польскими восстаниями 1830-го и 1863 гг., подавление революции 1848-1849 гг. в Венгрии и т.д.). Но Маркс и Энгельс прекрасно понимали, какую роль могла бы сыграть Россия в европейском революционном процессе, о чем, кроме прочего, свидетельствует их переписка с русскими революционерами. Попытка представить Маркса и Энгельса, без всякого сомнения являвшихся интернационалистами, ненавистниками славян - не самый удачный ход, какими бы соображениями он ни диктовался.

Уверения Константинова, будто Троцкий "полностью лишился способности трезвого политического анализа событий в СССР и мире", опровергаются уже приведенными фактами его позиции по отношению к политической борьбе в Германии начала 30-х гг. - есть и другие аналогичные примеры, перечисление которых заняло бы слишком много места.

По мнению автора, "трагедия Троцкого заключалась в том, что он не мог понять, что мир может развиваться по каким-то другим, не марксистским законам". Но это трагедия всех приверженцев марксизма-ленинизма (в том числе тех, кто цепляется за догматы этого учения сегодня).

Однако у Троцкого была и личная трагедия. Он оказался втянутым в борьбу не на жизнь, а на смерть с человеком, не мыслившим для себя иного будущего, кроме карьеры первого лица государства. Чтобы достичь своей цели, этот человек - Сталин - был способен на все. Он обладал выдающимися интриганскими способностями, незаурядным умением вводить людей в заблуждение, маниакальной убежденностью в своей правоте - убежденностью, стоившей жизни миллионам соотечественников. Своего соперника # 1 - Троцкого, - который при всех дарованиях не мог угнаться за "чудесным грузином", тот сначала дискредитировал в глазах общественности, затем физически уничтожил всех его близких (как на территории СССР, так и за рубежом), а также однофамильцев (хотя Троцкий - лишь псевдоним), после этого - действительных и мнимых единомышленников. За ними последовали сотни тысяч других людей, многие из которых даже не имели представления о том, что такое троцкизм.