ИЗМЕНЕНИЕ порядка формирования Совета Федерации и "корректировка отношений между федеральными и региональными властями", находящиеся в центре внимания статьи Бориса Гуселетова "Пять мифов российского федерализма", не случайно вызвали "критические высказывания" "многих экспертов". Ситуация, сложившаяся вокруг верхней палаты, действительно не оставляет равнодушными мыслящих людей.
Автор необоснованно считает мифом утверждения о том, "что Совет Федерации в результате трансформаций перестанет быть самостоятельной политической силой". Непонятно также, почему "дурной привычкой" называется самостоятельная роль верхней палаты парламента. Верхняя палата парламента - Совет Федерации представляет субъекты Федерации и гарантирует их права. Самостоятельность сената оправдана как российской, так и зарубежной практикой, мировым опытом, в том числе США, Германии, Франции, Италии, странами, на которые автор ссылается, дабы доказать противоположное.
"Фантастические правила игры", по которым институт власти "противостоит всем остальным игрокам, присутствующим на политическом поле", придуманы самим Борисом Гуселетовым, оказывающимся не столько в роли разрушителя мифов, сколько в роли мифотворца. Совет Федерации не "противостоит всем остальным игрокам", а наряду с другими ветвями власти является важной составляющей системы сдержек и противовесов, ограничивающей авторитаризм. Подобные же функции выполняет сенат и в упомянутых Борисом Гуселетовым странах западных демократий. С разрушением Совета Федерации останется лишь одна ветвь власти - авторитарная.
Что же до противопоставления двух палат парламента в рассуждениях о "части и целом", то следует иметь в виду большую близость к избирателям Совета Федерации, нежели Госдумы, в силу формирования нижней палаты наполовину из "списочников", несущих ответственность не перед избирателями, а перед лидером фракции, определившим их место в "партийном" списке. Если обратиться к близкому автору опыту западных демократий, например США, прояснится следующее. В определенном смысле сенат находится в центре американской политики. Его организационная гибкость позволяет чутко откликаться на постоянную потребность инноваций в политике. Сенаторы занимают более видное положение по сравнению с членами палаты представителей, поскольку они обслуживают большие территориальные общности и, как правило, служат не один, а два-три срока. Им гораздо легче, нежели конгрессменам, сделать себе столь ценимое американцами "паблисити" и добиться избрания на новый срок.
Автор неправомерно переносит на российскую политическую реальность западноевропейский опыт правящих партий, контролирующих и правительство, и парламент. В России правительство и парламент контролируют не "правящие партии", являющиеся фикцией, а "отвечающий за все" президент. Не говоря уже о том, что глава государства фактически является и главой исполнительной власти, чего нет, употребляя лексику Бориса Гуселетова, ни в одной стране развитой демократии.
Получается, справедливо "говорят, что с уходом из парламента губернаторы не смогут контролировать президента". Отнюдь не миф, а правда, что, с одной стороны, "отвечающий за все" держит "приводной ремень" кабинета министров, а с другой - оторванных от региональных избирателей сенаторов нового "призыва".
Последние действительно в отличие от нынешних членов Совета Федерации, по терминологии автора, окажутся "продуктом штучным, а не коллегиальным". В то время как на заседаниях сегодняшнего Совета Федерации его члены вырабатывают коллективную позицию, которую верхняя палата может реально представить президенту как мнение регионов, то есть России.
Еще один миф "критик" мифотворчества создает, утверждая, что "парламентские полномочия часто становятся дополнительным прикрытием их (сенаторов. - А.3.) антипарламентской, контрпродуктивной деятельности у себя дома". "У себя дома" губернатор, руководитель администрации или президент национальной республики очень хорошо осознает насущные потребности региона, с которыми приезжает на заседание Совета Федерации для изложения своих предложений в сенате. Кто, как не руководитель территории, знающий ее лучше кого-либо другого, заинтересован в осуществлении на близкой ему земле решений Совета Федерации, в подготовке которых сам же принимал участие?
Нельзя согласиться с Борисом Гуселетовыми в вопросе о стирании граней между федерализмом и унитаризмом. Приведенные в пример Италия и Испания не меняют природы территориального устройства государства. Главное здесь не форма, а содержание. Именующаяся унитаризмом федерация со временем может получить соответствующее закрепление в Конституции.
Невозможно также признать, что институт постпредов президента является шагом к "более цивилизованной системе центральной исполнительной власти". Борис Гуселетов полагает, что "представители президента не будут завязаны на того или иного губернатора". Здесь может быть два исхода. Во-первых, все-таки могут быть "завязаны". Достаточно вспомнить весьма красноречивые телевизионные кадры о пребывании Владимира Путина в Казани. Творцу августовского дефолта - Сергею Кириенко - сложно будет проводить свою линию в отношении авторитетного национального лидера Минтимера Шаймиева.
Другой вариант - постпред президента не ориентирован на главу региона. Тогда он будет "завязан" на того, кому обязан своей должностью, на президента, оказываясь посредником, оторванным от региональных избирателей. А посредники не нужны. Их "век" недолог.
Трудно поверить автору, что "система формирования нашего парламента дискредитирует его работу". В качестве примера приводится совместное пребывание руководителей исполнительной и законодательной власти в Совете Федерации. Это называется "нелепицей", которой "нет ни в одной стране". Вероятно, Борис Гуселетов недостаточно изучил милые его сердцу страны развитых демократий. Например, природа немецкого регионального бундесрата такова, что помимо участия в законодательном процессе им осуществляется участие в управлении государством, поскольку члены бундесрата являются министрами. Таким образом обеспечивается непротиворечивая связь между законодательной и исполнительной ветвями власти.
Так что членство в Совете Федерации руководителей исполнительной и законодательной власти улучшает взаимодействие федеральных и региональных органов, укрепляет межрегиональные связи. Интересы законодательной и исполнительной власти в регионах таким образом координируются гораздо лучше. На такой основе гораздо эффективнее бороться с проникновением "денежных мешков" в политику, за что выступает автор.
Федерацию, считает автор, "нужно строить грамотно и цивилизованно, шаг за шагом, а не так, как это сделано было у нас". Мысль абсолютно справедливая. Но если не нужна спешка, зачем рушить отлаженную федеративную систему?
Диссонансом с пафосом статьи звучит ее финал. Кто сказал, что российские социал-демократы и "зеленые", набирающие на выборах мизерное количество голосов, составляют стабильное политическое большинство в 75%? Партия "зеленых", несмотря на вложенные в ее рекламу колоссальные средства, на декабрьских выборах-99 в Думу сошла с дистанции еще до голосования.
И что за странное смешение: социал-демократия, умеренный либерализм, "зеленое движение". Сочетается несочетаемое. Социал-демократы - сторонники интенсивного государственного вмешательства во все сферы жизни. Либералы, будь они умеренные или нет, признают лишь точечные государственные интервенции в отдельные даже не сферы, а отрасли хозяйства. "Зеленые", согласно терминологии западных демократий (которой постоянно оперирует автор), представляют собой альтернативное движение, и в первую очередь властным институтам, не говоря уже о неприятии ими всеобъемлющего государственного регулирования.
Впрочем, возможно, смысловая сумятица, содержащаяся в статье заместителя председателя политического комитета российской Объединенной социал-демократической партии (партии Михаила Горбачева), симптоматична. Но это уже другая тема.