Демократия в полосе фальсификации

ВИКТОР ГУЩИН, безусловно, яркий и уважаемый политолог, автор статьи "Демократия приказала долго жить", решил отдать дань одной из человеческих доблестей - "резать правду-матку прямо в глаза". В самом деле, кто-то должен взять на себя смелость выступить в этой отчаянной роли! Соответственно, возможные оппоненты обозначены Виктором Гущиным как носители хрестоматийно-традиционных суждений, оценок, привычек, стереотипов, условностей и даже иллюзий.

По мнению Виктора Гущина, демократия приказала долго жить, а на смену ей приходит прагмакратия. Честно говоря, не совсем понятно, в чем тут, собственно, проявилась отчаянная отвага? Аргументы и общие выводы Виктора Гущина давно известны, а обоснования по крайней мере зыбки. И хотя неприятно, конечно, быть в роли тех, кто изо всех сил старается вписаться в канву общепринятых представлений о жизни, однако кое-какие уточнения нужны...

О том, что демократия далеко не идеальный политический режим и что она в значительной степени уже исчерпала управленческий ресурс, говорилось немало. Первым рубанул "правду-матку" Аристотель. Ведь он в своей типологии поставил демократию на последнее место. Как удивился бы античный мудрец, если бы узнал, что современный мир склонился к убеждению, будто именно демократия больше, чем другие типы государственного устройства, годится для политической жизни...

"Никогда не доверил бы я свою жизнь врачу, - говорил Сократ, - не изучившему свое искусство". Странно, что о политике и управлении государством каждый считает себя вправе судить и участвовать в нем. В конце концов люди, не стоившие даже мизинца Сократа, будучи наделенными правом голоса, уверенно подвели к гибели величайшего мудреца.

Надо заметить, что ни в античности, ни в Средние века, ни в Новое время никто не ценил демократию. Только перед буржуазными революциями заговорили о том, что воля масс есть высший закон. После буржуазных революций началось медленное и мучительное строительство демократической жизни, стали шлифоваться правовые отношения. Не станем упоминать Токвиля с его предостережениями относительно "тирании большинства" или франкфуртцев с их экспертизами по поводу "авторитарного человека" или опасности народопоклонничества.

Обратимся к началу 60-х годов нашего столетия, когда ведущие западные интеллектуалы обстоятельно изложили все то, что в статье Виктора Гущина подано как актуальное откровение. Разве Белл или Арон, возвещая "конец идеологии", не выступили одновременно могильщиками демократии? Неужели Шилз или Липсет, толкуя о приходе эры технократов, не имели в виду закат народовластия? Доводы Гущина один к одному повторяют их аргументы.

Предположим, нужно высадить лесозащитную полосу. И что же - запрашивать общественное мнение? Собрать множество малокомпетентных суждений и приступить к инженерному проекту на основе расхожих мнений? Чепуха. Нужен эксперт, специалист, требуются не мнения, а расчеты. Белл считал, что демократию замещает специальная инженерия, призванная с помощью экспериментальных рекомендаций отладить все стороны человеческих отношений. Виктор Гущин называет это "прагмакратией", а тогда говорили о "торжестве прагматизма".

Но уже в те годы те же властители дум засомневались в своих провозвестиях. Арон с тревогой стал писать о том, что прагматизм в США явно берет верх над моралью, а политика, диктуемая утилитарными соображениями, определенно доминирует над политикой, которая основывается на принципах. Уже в начале 70-х годов Збигнев Бжезинский, отрекаясь от прежних взглядов, утверждал, что сегодня выигрывают общественные силы, которые обращаются к массовым идеалам, учитывают потребность людей в ценностных ориентациях.

Но, может быть, автор статьи прав в том, что проблема возникла вновь теперь, когда в повседневную жизнь внедрилась интернет-технология? Возможно, демократия за эти десятилетия окончательно исчерпала свои резервы и мир вступает в принципиально новую полосу развития? Определенные резоны в такой постановке вопроса есть.

Однако некоторые рассуждения уважаемого политолога приводят в смущение. Он, к примеру, пишет: "За годы существования демократии мы узнали, вычислили, определили, сколько чего человеку надо, чем его жизнь должна быть обеспечена, в каких условиях ему надлежит жить, чем пользоваться, как перемещаться относительно неподвижных предметов, как строить свои отношения с другими людьми, с государством. Все эти нормы, принципы и параметры давным-давно стандартизированы, кодифицированы и конституированы, многократно подтверждены международным опытом, воплощены в соответствующих хартиях, конвенциях, договорах, соглашениях".

Неужели это довод в пользу кончины демократии? По этой логике можно, к примеру, сказать: зачем нужно отправлять правосудие, когда все нормы поведения зафиксированы в Уголовно-процессуальном и административных кодексах? Человечество действительно давно знает, как нужно жить. Оно на самом деле все уже расписало вдоль и поперек по поводу желаемого. Но демократия вопреки Аристотелю и Токвилю оказалась живучей именно потому, что с каждым шагом по пути информационного общества становится безмерно труднее примирять интересы все более и более поляризуемого мира. И здесь никакая прагматика не способна заменить демократию.

Демократия - не узор на фасаде общественного здания, а форма правления. Никто никогда не рассматривал ее как венец творения, как Божий дар на все времена. У любого апологета демократии можно отыскать немало стенаний по поводу того, сколь мучительны и дороги ее издержки. Но чем лучше другие формы правления? Скажем, та же прагматика? "Но теперь пришло время услуг и потребления, время стандартизированного, кодифицированного прагматизма. Именно ему, а не демократии принадлежит будущее", - пишет Виктор Гущин.

Я так отчетливо представляю себе эту эпоху услуг и потребления. Мы предлагаем Чечне услугу - оставаться в составе Российской Федерации, она нам в духе прагматизма - серию терактов. Мы оставляем социально необеспеченным слоям населения - нищету и прозябание, они нам соответственно - кодифицированное потребление. Мы, не растрачивая впустую сил и ресурсов, выбрасываем на рынок национальную идею, массы благодарно принимают ее через интернет-технологии.

Мне кажется, что мысль Виктора Гущина устремилась в заданном направлении именно потому, что демократия вошла в полосу умышленной фальсификации. Современная техника, силовые способы решения, манипулятивные возможности все чаще рождают в политическом подсознании крамольную мысль: а не послать ли ее, демократию, к чертовой матери или по крайней мере не придать ли ей декоративный характер? Я сам нередко ловлю себя на смутном предположении: затраты на президентские выборы столь велики, а итоги столь безутешны, что, может быть, было бы разумнее - назначать руководителя страны в узком кругу политбюро? Только отчего эти лидеры, не имеющие нужной легитимности, исчезают в политическом подводье?

Человечество бережно относится ко всем достижениям политического творчества. Бичевали тиранию, а монархии остались. Осуждали чернь, но даже королева, наделенная безоговорочной властью, прибегает к демократическим процедурам. Глумились над охлосом, но, по слову Поппера, осознавали, что только демократические институты позволяют проводить реформы без применения насилия. Демократия не приказала долго жить. Меняется наше отношение к ней, преображается она сама. О том, что механизмы демократии станут иными в ХХI в., пишут многие прогнозисты, в том числе Тоффлер. В моих возражениях Виктору Гущину нет прославления демократии. С отпеванием и с комплиментами нужна осторожность.