Либеральный фундаментализм

В РОССИИ выработка экономического курса становится центральным вопросом государственной политики. От выбора курса будет зависеть судьба страны на целый период. Выдвигаются разные концепции экономической политики. Одна из них представлена либеральным экономистом Андреем Илларионовым, нынешним экономическим советником президента.

Его идеологическое кредо, пожалуй, наиболее четко изложено в статье "Цена социализма", опубликованной год назад. Эта статья может рассматриваться как своего рода манифест российского либерального фундаментализма. Поэтому есть смысл вернуться к ней.

Основной тезис Андрея Илларионова достаточно прост, хотя многим читателям он может показаться парадоксальным. По его мнению, в 1992-1999 гг. в России "в условиях рыночной экономики проводится популистско-социалистическая экономическая политика... важнейшая черта социалистической экономической политики - масштабное перераспределение государством экономических ресурсов". Именно это, как он утверждает, служило основным препятствием социально-экономическому развитию страны. Но это утверждение полностью противоречит реальной социально-экономической истории всех развитых капиталистических стран в XIX и XX вв. Вот факты: в Великобритании, Франции, Германии, Италии, Нидерландах, Японии и США удельный вес государственных расходов в ВВП составлял в среднем в 1870 г. - 9-10%, в 1913 г. - 12-13%, в 1950 г. - 26% и в 1996 г. - 45-46%. При этом в такой "цитадели либерализма", как США, соответствующие цифры достигали 4, 9, 21 и 33%. Таким образом, неуклонное повышение удельного веса госрасходов в ВВП развитых стран является одной из важнейших закономерностей их социально-экономической эволюции за последние 130 лет. Если строго следовать логике Илларионова, то все эти страны в XX в., во-первых, проводили все более "социалистическую" политику и, во-вторых, добились впечатляющих успехов, а их граждане, несмотря на наличие многих неразрешенных проблем, в целом образуют тот "цивилизованный мир", к которому мы так стремимся. Мы не утверждаем, что они достигли таких результатов только или главным образом вследствие расширения перераспределительных процессов. Но не стоит и забывать о том, что когда действует только "невидимая рука рынка", неизбежно обостряются многие экономические, социальные и политические противоречия. Именно поэтому во всех развитых странах оказывалось необходимым вмешательство государства, - в тех масштабах, которые соответствовали характеру и остроте решаемых проблем. Как это всегда бывает в жизни, подобное вмешательство может и превосходить разумные пределы. Однако тщательный анализ показывает, что повышение удельного веса госрасходов в большинстве стран чаще сопровождалось увеличением, а не снижением темпов экономического роста. Таковы непреложные факты, которые, на наш взгляд, опровергают центральный пункт всей экономической парадигмы Андрея Илларионова. Конечно, из этого вовсе не следует, что в каждой стране, в том числе и в России, целесообразно увеличивать госрасходы; в конкретной обстановке может оказаться необходимым и их сокращение. Но верно и другое: всемерное сокращение госрасходов отнюдь не является панацеей.

Между тем, по мнению Илларионова, в современной России госрасходы "остаются на уровне, примерно втрое превышающем возможности национальной экономики". В статье приводятся завышенные, почти фантастические цифры, согласно которым удельный вес госрасходов в ВВП России в 1992 г. достигал 80%(!), а в 1993-1998 гг. - 54-66% ВВП, в то время как, по мнению Илларионова, этот показатель не должен превышать 18-22%. В этом вопросе он не терпит никаких компромиссов: клеймит "социализм" Евгения Ясина (а также Александра Лившица, Сергея Дубинина и др.), который в ответ на требование "сокращать, сокращать и еще раз сокращать" как-то заметил: "дальше некуда". Ведь призыв Илларионова сократить государственные расходы до 18-22% ВВП означает в современных условиях ликвидацию системы пенсионного обеспечения, отказ от бесплатного медобслуживания и резкое сжатие образовательной системы. Не говоря уже о морали и социальной ответственности, хотелось бы спросить авторов подобных предложений: неужели они не понимают, что попытка реализации таких "реформ" может привести к социальному взрыву и печальным политическим последствиям? Поражает их уверенность в том, что глубокий социальный регресс станет движущей силой экономического роста. Ведь в реальной экономической истории все обстояло наоборот. Нам могут сказать: но ведь это гораздо более развитые страны, способные обеспечить госфинансирование развитой социальной инфраструктуры. Ну что же, посмотрим на опыт стран Восточной Европы.

Нам часто приводят в пример Польшу, где вот уже несколько лет темпы роста достигают 4-7% в год. Россия и Польша еще в первой половине 90-х гг. почти не отличались по общему уровню развития. В Польше и до, и после реформ удельный вес госрасходов колебался в пределах 47-48% ВВП, причем социальные расходы достигают 20% ВВП. Этот пример, на наш взгляд, показывает ошибочность основного тезиса Илларионова с точки зрения экономической практики крупного восточноевропейского государства. Кстати, в России после начала реформ удельный вес госрасходов по расширенному бюджету снизился примерно с 55% до 40%-45%. Эти цифры приводят почти все отечественные и зарубежные исследовательские центры. Так что не стоит пугать российских граждан "государственными интервенциями" в естественный ход хозяйственных процессов. Но при этом необходимо добиваться, чтобы такие "интервенции" были строго целенаправленными, "прозрачными" и эффективными. А для этого необходима последовательная борьба с коррупцией и "приватизацией государства". И сокращать надо не учителей, врачей, ученых и социальных работников, а прежде всего огромную армию чиновников: ведь в России с 1991 по 1998 г. их число увеличилось с 1,9 до 3 млн.

Конечно, риск есть. Но при ответе на вопрос: что хуже - безбрежное усиление государства или безбрежная либерализация? на ум может прийти ответ в духе незабвенного Иосифа Виссарионовича: "оба они (уклона) хуже".

По нашему мнению, нынешние российские условия предопределяют неэффективность крайних мер либерально-монетаристской политики и необходимость усиления госрегулирования. Вот некоторые из этих условий.

1. Недоверие людей к государственным кредитным учреждениям, друг к другу. Причины этого хорошо известны. Но рыночная экономика не в состоянии нормально функционировать, если нет минимально необходимого уровня доверия в деловых отношениях. В сложившихся условиях многие важнейшие инструменты рыночной экономики не работают или работают плохо (процентная ставка, рынок ценных бумаг, договорное право и проч., сбережения, как правило, не превращаются в инвестиции и др.).

2. Частое нерыночное поведение реальных собственников. Предполагается, что реальный собственник должен заботиться о своем предприятии, чтобы выдержать конкуренцию. Но это при "нормальном" капитализме. В российских же условиях большая часть собственности, прежде всего крупной, получена не за счет производительной деятельности предпринимателя, а в результате раздачи или покупки по заниженным ценам прежней госсобственности. Значительная часть собственности приобретена криминальным или полукриминальным путем, на предпринимателя давила политическая и экономическая нестабильность. Немалая часть общества считает такую собственность нелигитимной.

Отсюда и нерыночное поведение собственников, которые нередко предпочитали обескровливать свои предприятия, "обгладывая" их, как пираньи, и переводя капиталы в укромные места, прежде всего за границу. Поэтому-то большая часть приватизированных крупных предприятий - основа советской и пока еще российской индустрии - работала менее эффективно, чем даже в советские времена.

3. Состояние денежного хозяйства. Российская экономика уникальна с точки зрения характера денежного обращения. Свыше половины товарооборота обслуживалось бартером, денежными суррогатами или приходилась на неплатежи. Рыночная же экономика - денежная экономика по определению. Коэффициент монетизации, то есть отношение денежной массы к ВВП, доходил до 12%-15%, в то время как в нормальной рыночной экономике он составляет 50%-80%. Платежеспособный спрос сжимался до минимума, а неплатежи буквально душили экономику. Экономика фактически распадалась на две плохо взаимосвязанные сферы: прозябающее реальное производство и торгово-финансовую сферу с гораздо более высокой нормой прибыли.

4. Отсутствие минимально необходимой конкурентной среды. Конкуренция - главный двигатель прогресса в рыночной экономике. Состояние совершенной конкуренции возникает крайне редко. Но редко где можно найти ситуацию столь резко выраженной несовершенной конкуренции, как в российской переходной экономике.

5. Огромное бегство капиталов из страны. Специалисты оценивают ежемесячный отток капитала в последние годы в 1-1,5 млрд. долл. Обескровленный организм России финансировал экономику других стран. Это означает, что традиционные меры по поддержанию экономического роста с помощью стимулирования накопления, в частности, с помощью снижения налогов, будут работать неудовлетворительно до тех пор, пока накопление капитала будет плохо трансформироваться в инвестиции, в значительной части уходя за рубеж.

6. Чрезмерная криминализация экономики и ее уход в "тень". Под чрезмерной мы имеем в виду уровень криминализации, который серьезно трансформирует экономический механизм. Именно такой уровень мы сейчас имеем в России.

Таким образом, российская экономика в настоящий момент еще не совсем рыночная, а скорее квазирыночная, где рыночные законы нередко действуют в извращенной форме или не действуют вообще.

Большая часть российской специфики, хотя не вся, была результатом деятельности российской власти, а не обязательным следствием трудностей переходной экономики. Ссылки на неизбежность трансформационного кризиса нередко используются как индульгенция несообразностей переходного периода, в том числе тех, которых можно было бы избежать. На наш взгляд, результат преобразований был не единственной альтернативой "проклятому прошлому". Возможны были и другие варианты, гораздо более эффективные, более социально справедливые и менее болезненные.

Недостаточный учет российских фундаментальных отличий от нормального рыночного механизма был важнейшей причиной несостоятельности многих, если не большинства, рекомендаций западных экспертов правительству России в ходе системных реформ. Российская специфика ограничивает возможности использования чужого опыта.

Необходимость регулирующей роли государства в России определяется не тем, что государство в принципе эффективнее, а тем, что рыночный механизм у нас пока работает крайне скверно или не работает вообще.

Можно, конечно, говорить о необходимости создания условий, чтобы рыночный механизм заработал в полную сипу. Это же не устают повторять и либералы. Кто же спорит? Но большинство этих условий быстро изменить невозможно даже при самой правильной политике, и это уже само по себе требует эффективного госрегулирования. Ждать мы сейчас не можем ни десять, ни даже пять лет.

Второй важнейший фактор, а скорее даже первый - задача облегчения тяжести социальных последствий переходного периода, которая резко увеличивается при неконтролируемом действии рыночных сил. Эта тяжесть оказалась чрезмерной для большинства населения, и, по-видимому, только "обессиливание" российского этноса в результате бесконечных кровопусканий и обманов ХХ столетия воспрепятствовало очередному масштабному социальному взрыву.

Поэтому повышение эффективности регулирующих и перераспределительных функций государства, то есть "социализма", по Андрею Илларионову, становится объективной необходимостью в нынешних условиях. В дальнейшем, по мере становления рыночных институтов, стабилизации и восстановления экономики, возникнет противоположная задача: ограничения вмешательства государства в экономику и передача все больших функций рыночному механизму, т. е. либерализация экономической политики.

Однако исторические задачи преобразования общества и догоняющего развития за приемлемый срок и менее болезненным образом может успешно решать только сильная, целеустремленная и прагматичная власть. Только сильная власть может обеспечить необходимые условия для развития и заставить противоборствующие и противоречивые силы двигаться в нужном направлении Далеко не всякая сильная власть - благо. Если власть преследует преимущественно своекорыстные, групповые и узкоклассовые цели, она вредна, и, чем сильнее такая власть, тем больше вред.

Таким образом, мы спорим с Андреем Илларионовым не потому, что он придерживается концепции экономического либерализма, а потому, что он трактует ее как единственно правильную политику "для всех времен и народов" и рекомендует ее экстремальные формы. Экстремизм, особенно идеологический, всегда опасен. Для него доктрина превращается в род религии. Но единственно правильной концепции не может быть в принципе из-за постоянного изменения условий.

В целом развитый либерализм, по нашему мнению, - это привилегия "богатых и стабильных". Он является не столько причиной богатства и стабильности, сколько их следствием (как, кстати, и демократия), хотя, конечно, такой общий вывод слишком категоричен, чтобы не допускать исключений и полутонов.

Андрей Илларионов жестко клеймит сторонников государственного регулирования; что ж, это его право. Мы же полагаем, что пришло время остудить горячие головы и прислушаться к мнению представителей международного экономического сообщества, выраженному в Отчете о мировом развитии 1999/2000 г.: "Необходимо смягчить остроту споров относительно роли правительств и рынков, признав, что им необходимо дополнять друг друга: необходимо отказаться от представлений о том, что существует некая магическая формула, что проведение некой специфической политики - будь то в сфере образования, здравоохранения, рынков капитала или где-либо еще - способно обеспечить развитие всегда и везде". Если перевести эти научные тезисы "на язык родных осин", то можно было бы сказать, что современная Россия тоже нуждается в действенной экономической политике широко понимаемого прагматизма, свободного от крайностей любой идеологии. И тогда окажется возможным соединить разумный экономический либерализм с благородными идеями социальной справедливости, добившись на этой основе ускоренного экономического роста в условиях укрепляющейся политической стабильности.

Что же касается конкретной программы действий, то она должна постоянно корректироваться в соответствии с результатами и новыми обстоятельствами, поскольку необычность российского экономического механизма, его нестабильность, отсутствие целостной, адекватной новым условиям экономической теории делает самым актуальным принцип: результат - все, доктрина - ничто.