О заслугах и вине

НИЖЕ речь пойдет о статье директора Института этнологии и антропологии РАН, бывшего главы Миннаца Валерия Тишкова в связи с публикацией в "НГ" "Обращения о преодолении гуманитарной катастрофы в Чечне".

Реакция Валерия Тишкова, к сожалению, отражает корпоративную неприязнь к последовательным критикам постсталинских достижений национальной политики, за которую в стране отвечает не министерство спорта, а именно Миннац.

Валерий Тишков пишет - "осетино-ингушский конфликт", а не "трагедия". Но между конфликтом и трагедией двух народов, оказавшихся заложниками сталинской национальной политики, существует огромная разница. В случае конфликта вина, по сути, ложится на сами народы - "радикал-националистические силы и ошибочные действия федеральных силовых структур", в случае же трагедии - на единственное ведомство в стране, ответственное за национальную политику, ибо эскалация противоправных проявлений и силовые меры, впрочем, как и война, есть неизбежное и худшее "продолжение политики другими средствами" (Клаузевиц).

Валерий Тишков считает заслугой Миннаца то, что он - Миннац - "к этим действиям (массовым убийствам людей. - А.-Х. С.) не имел никакого отношения". Однако, зная о неизбежности трагических последствий, Миннац, в лучшем случае, занял позицию стороннего наблюдателя, ограничившись рекомендациями, которые якобы "не были вовремя приняты руководством СО и МВД России". Здесь Валерий Тишков явно путает вес своих пожеланий с неукоснительным выполнением "рекомендаций" пращура - наркома Сталина.

К сожалению, Валерий Тишков, безусловно, движимый добрыми побуждениями, включается в торг о порядке соблюдения прав и свобод человека в СО (например, на проживание в собственном доме), тогда как по Конституции они являются непосредственно действующими.

Парадокс в том, что Валерий Тишков признает существование гуманитарной катастрофы в Чечне и необходимость экстренных мер по ее преодолению, но только без выявления ответственности власти и прежде всего Миннаца.

В этом смысле очевидна необходимость смены чиновников, ответственных за катастрофичные "достижения" национальной политики, а следовательно, руководства Миннаца. Очевидно, что необходимо различать безусловную ответственность президента и фактическую ответственность лиц, чьи действия или бездействие объективно предопределяют соответствующие решения.

Самое поразительное то, что Валерий Тишков ограничивает природу, во всяком случае, первопричины осетино-ингушской трагедии и чеченской бойни исключительно этническими аномалиями - самопроизвольно возникающей межнациональной нетерпимостью и сецессией инсургентов. Он считает, что поиск первопричины чеченской трагедии предполагает достижение согласия между прямо противоположными точками зрения, т.е. находится за пределами права.

Утверждаю, что если исходить из того, что наша Федерация является не скопищем диких племен, а государством, имеющим Конституцию и законы - пусть даже в рамках предельно низкого уровня правовой культуры и демократической традиции, - то ответ на вопрос о первопричинах осетино-ингушской трагедии и бойни в Чечне находится исключительно в правовой плоскости. Причем речь идет об общедоступных документах, закрепивших факт и последствия государственного переворота в Чечено-Ингушетии.

Назову лишь основные.

Постановление ПВС РСФСР (# 1723-1 от 08.10.91) "в целях восстановления конституционного порядка" оформило результаты незаконного роспуска Верховного Совета ЧИР, провозглашенного 15.09.91 эмиссарами ПВС РСФСР и группой народных депутатов ЧИР.

Постановление ПВС РСФСР (# 1804-1 от 24.10.91) квалифицирует еще не состоявшиеся выборы парламента и президента Чечни как незаконные.

Съезд народных депутатов (02.11.91), определяет признать выборы президента и парламента республики незаконными, а принятые ими акты не подлежащими исполнению. Чечня исключается из числа потенциальных субъектов Федеративного Договора почти за 5 месяцев до его подписания (31.03.92).

И, наконец, незаконное решение Съезда народных депутатов от 10.02.92 об упразднении Чечено-Ингушетии и механическом включении словосочетания - "Чеченская Республика" в текст Конституции РФ.

Дальнейший ход событий непосредственно определял Миннац. Как это ни парадоксально, но Валерий Тишков, опровергая самого себя, выносит приговор Миннацу, утверждая, что "вина за эскалацию конфликта (в Чечне. - А.-Х. С.) на уровень разрушительной войны в конце 1994 г. на тогдашнем министре по делам национальностей, безусловно, лежит". Но тут же, ограничивая ответственность Миннаца лишь одним "безымянным" министром, он воспевает заслуги следующего министра - Вячеслава Михайлова, который де был "главной переговорной силой, позволившей достичь назрановских соглашений. Не будь они нарушены, последствия вооруженного конфликта были бы менее разрушительными".

Все дело, однако, в том, что Вячеслав Михайлов был главной переговорной силой и на последних предвоенных переговорах (Владикавказ 12.12.94.) и, по сути, спровоцировал эскалацию военных действий.

Настаивая на разоружении незаконных вооруженных формирований Чечни, Вячеслав Михайлов не был готов не только к определению "понятия", но даже списка формирований, на разоружении которых настаивала его комиссия, переговорная позиция которой сводилась к созданию видимости поиска компромисса с "несговорчивыми" чеченцами.

Причем Вячеслав Михайлов не мог не знать, что подготовленный Миннацом Указ президента # 2166 от 09.12.94, в части предоставления правительству РФ нового полномочия по "разоружению всех незаконных вооруженных формирований" с акцентом на их "ликвидации" силовыми методами, был противоправным, так же, как и вся "шахраевская тройка" указов по Чечне, принятых за период с 30.11 по 11.12. 94.

И потом, Вячеслав Михайлов - в отличие от Валерия Тишкова - не ушел в отставку ни через две недели, ни через два года после начала бойни в Чечне.

И, наконец, что такое так называемые назрановские соглашения? На самом деле Валерий Тишков, по сути, говорит о мертворожденном "документе".

Очевидно, что протокол заседания комиссий по переговорам - как, впрочем, и любой другой протокол о намерениях - мог фиксировать лишь перечень рассматриваемых проблем и подходы к их решению.

Например, "значимое" положение об исключении незаконного ношения оружия сопровождалось записью о том, что совместные рабочие группы формулируют определение этого понятия. Но оно так и не было сформулировано.

Анализ назрановских переговоров позволяет сделать вывод: - они были ширмой для международной и российской общественности, что нашло подтверждение в последовавшей эскалации вооруженного конфликта.

По всей видимости, не вполне представляя себе цену преодоления чеченской катастрофы, Валерий Тишков с иронией замечает, что "авторы Обращения предлагают только одну стратегию - обращение к мировому сообществу и финансовым институтам". Причем он напрасно считает авторов Обращения наивными, полагая, что они обращаются к абстрактному мировому сообществу. После распада СССР, Россия, постоянно занимая деньги, апеллирует не к своим традиционным друзьям, а к группе семи постиндустриальных стран и соответствующим финансовым институтам.

Да, именно деньги внешних сил, а не абстрактные переговоры беспартошных сторон конфликта, как наивно полагает Валерий Тишков, являются важнейшей технологией, способной нейтрализовать непосредственное участие в разрешении "чеченской проблемы" третьих сил.

И уж совсем нелепо то, что Валерий Тишков считает, будто "ресурсы страны позволяют преодолеть последствия разрушительной внутренней войны".

Не могу не сказать и о российских паспортах, от которых чеченцы, по мнению Валерия Тишкова, не собираются отказываться. Во-первых, это личное дело каждого чеченца, русского или еврея. Во-вторых, Конституция РФ допускает двойное гражданство. И, наконец, нескромно судить о предполагаемом явлении, не будучи пророком.

Напрасно Валерий Тишков усматривает в действиях депутатов, подписавших Обращение, желание присосаться к кредитам (ими распоряжаются не отдельные депутаты и даже не Госдума в целом). Напротив, не дождавшись инициативы уважаемого Валерия Тишкова и его коллег по Миннацу, группа депутатов поддержала инициативу Института Авторханова, выступающего не от имени большинства или меньшинства чеченского народа, а исключительно от своего имени.