Внутри небольшого себя

Сергей Рыбкин. Ночь остановлена. – М.: ЛитГОСТ, 2024. – 96 с.

человек сидит за письменным 

столом

светится в темноте

и держит мир

несгибаемый

непобедимый 

Название книги – «Ночь остановлена» – это и есть отдельный мир автора, где законы нашего будничного преломлены, но легко узнаваемы. Рыбкин в какой-то мере разрывает шаблоны восприятия в далеком узнаваемом явлении. Оттого и стихи его зачастую относительно коротки, при этом изобразительно полны.

запретное, тайное

в углу за дверью

чехол от гитары –

не музыка, а образ музыки

комната готова к звуку

а я к нему не готов

подобрал котенка и назвал 

Тишиной

чтобы выдержать это

А пожалуй, самое ценное в данной поэтике – каждое стихотворение настолько концентрированно, что если убрать что-то в нем или поменять местами, то тут же пропадает общее состояние целостности произведения или возникает какой-либо иной контекст в написанном.

Стоит отметить саму структуру высказывания, заложенную в книге. Она состоит из трех разделов: «Вопреки темноте», «Вытяни меня из смерти» и одноименный всей книге «Ночь остановлена». Ненароком проглядывается «дантевская» линия: ад – чистилище – рай, где третье и возводится в центральное положение, а скорее даже – желаемое.

ты – локомотив сердца

мои глаза в свету

как избавиться от этого 

света

разлюбить можно кого угодно

зная это

все равно дотрагиваюсь 

до тебя

как до бабочки

Создается ощущение, что Рыбкин находится в эпицентре времени, но никак не преувеличивает или преуменьшает его, а только показывает нам свою субъективную оценку происходящего, что также говорит о его лирической натуре.

борьба с привыканием

когда люди научатся

жить без войны

ты плачешь

слезинку ловлю на мизинец

смотрю сквозь нее

Зачастую подобные проявления деталей времени сводятся к неуловимой любви, которой так мало осталось в нашу непростую эпоху (а когда она была простой?), и оставляют почерк Вознесенского с его мыслью, что любовь – превыше всего.

воину найдется замена в любой 

армии

гражданину найдется замена 

в любом государстве

мне не найдется замены 

в собственной жизни

Или:

окно превращает природу 

в картину

когда признаешься в любви, 

не забудь,

что Рембрандт меняет лицо 

у Danaё

Если в своей дебютной книге Рыбкин однозначно тяготел к метареалистам и идеям метафизики стиха, то выделять какое-либо одно литературное направление в данном случае, конечно, довольно тяжело. К прошлым освоенным методам и приемам добавляются идеи концептуализма, короткого по наполняемости слов текста и фотографического воспроизведения.

Исходя из вышесказанного, все-таки можно сделать вывод о том, что читательская оптика Сергея тяготеет к неподцензурной позднесоветской поэзии, с которой он уже достаточно давно знаком, но постоянно пересматривает и осмысливает ее.

минимализм раннего утра

футуризм первого света

если спрятать ладонью плафон

то фонарь за окном так похож 

на огонь

как же хочется лета

воды дождевой

сладкой музыки

творящей поэзию мной

Отдельный интерес вызвало стихотворение, опубликованное еще в № 5/2024 журнала «Знамя», с эпиграфом надписи на картине Питера Брейгеля «Мизантроп», которая в переводе с фламандского звучит следующим образом: «Так как мир столь коварен, я иду в траурных одеждах». Сам поэтический замысел стихотворения удивляет, где наблюдение отречения от преследуемого прошлого («озлобленного карлика у платья / твоего, словно твоя тень») в абсолютном одиночестве («не возьмешь ты с собой / ни сестры, ни любовницы светлой») воплощается в авторское покаяние перед Богом, который в тексте только предполагается.

кто-то пишет тобой 

и живет,

помышляя о смерти,

о любви, до которой теперь 

не найти расстоянье,

кто-то в рифму к тебе 

подберет,

– только слышьте и верьте –

отреченье твое и мое перед 

ним покаянье.

На мой взгляд, поэт Сергей Рыбкин выделяется среди своих современников, и уже пора начать вглядываться в его отличительные тонкости. Каждый опыт стихотворчества – это попытка выйти в свободную жизнь, освобожденную от литературных предрассудков и обыденности темы. Чувствуется, что стихи написаны не в силу демонстрации себя и своих посланных свыше возможностей, а в силу случившихся жизненных событий и невозможности молчания. Перед нами тихий лирик, ежедневно изучающий разные стороны проявления жизни, добросовестно и бескорыстно говорящий о них напрямую.

когда думаю стихи, встречаю 

поэзию лицом к лицу

когда стихи начинают 

случаться

это похоже на чувство 

наполнения

как будто меня что-то 

вытесняет

из своего же тела

и я выплываю словом, звуком

молчанием в мир

Последнее, на чем хотелось бы заострить внимание, – так это на собственном тезаурусе производимого языка и присвоении символов и образов. Наглядная бабочка, возникающая в стихотворениях, неосознанно отсылает к Набокову, за нее можно уцепиться и не достать одного ключика, открывающего врата в изображение собственного рая. Все-таки верится, что в дальнейшем Рыбкин будет предельно самостоятельно продолжать поиски своего способа говорения, при том что параллельно с бабочкой возникающие «окна» и «шторы» во многих стихах помогут продолжить развивать авторскую самодостаточность.

я не вижу границу, которая 

держит 

меня

в геометрии быта, внутри 

небольшого себя

как легко перейти на другую

кто-то за руку снова выводит 

меня

в эту тьму языковую

В заключение хотелось бы сослаться на рецензию Бориса Кутенкова на обозреваемую здесь книгу, где он говорит: «…придется выбирать (имея в виду Сергея Рыбкина), видимо, в пользу чего-то совсем третьего». А мне кажется, что выбирать ничего не придется. Стоит только продолжать писать. Ничто не скажет о поэте больше, чем его стихи. Жить. Любить. Думать. Читать. Переживать. И стараться двигаться к своему – то, что идет от гармонии ума и сердца. Этого и хочется пожелать автору книги «Ночь остановлена».