Одноправны или соподчинены

В творческом багаже Джакомо Леопарди, жившего в первой половине XIX века, соседствует несовместимое. Джованни Галлуччи. Портрет Джакомо Леопарди. XIX век. Museo Civico Villa Colloredo Mels, Реканати

Как написано в словарях, графомания – это страсть к письму. Значит ли это, что все те, кто пишет охотно, а не через силу, – графоманы? Вроде бы нет. Тогда кто и почему считается графоманом? Только ли тот, кто пишет очень много, скажем, как Лев Толстой, или тот, кто пишет плохо, например, как капитан Лебядкин, или тот, кто пишет много и плохо, как граф Хвостов? Очевидно, что представление о графоманах и графомании исторически изменчиво, идеологически санкционировано и психологически субъективно. Литература трансформирует способы информационной трансляции в обществе и соответственно навыки социального взаимодействия. Многотомные романы середины XVIII века не схожи с лапидарной прозой Карамзина конца того же века. Но и он не избежал обвинений в графомании. Будем называть литературным пространством совокупность произведений, которые авторы той или иной эпохи считают целесообразным написать и которые, если воспользоваться любимой метафорой сторонников исторического подхода, шли бы в ногу со своим веком. Современное литературное пространство включает еще сочинения для театра, сценарии для кино и телевидения, журналистику, литературную критику.

В качестве примера Маццони приводит Джакомо Леопарди который в 1819–1834 годах полагал, что его времени достойны очень непохожие друг на друга сочинения. Чего только не встретишь среди его проектов: роман, рассказывающий о женщине, которую вынуждают уйти в монастырь (подобно «Монахине» Дидро); жизнь польского генерала Костюшко «по образцу жизни Агриколы, созданной Тацитом»; «исторический роман в духе «Киропедии», повествующий о судьбе великой нации, которая вначале пребывает в упадке, а затем возвращает себе былое достоинство; дидактическая поэма о лесах, написанная, чтобы услышать голос «бесконечной поэтической материи, которую производят леса и рощи»; «жизнеописание наиболее выдающихся итальянских военачальников и граждан, наподобие Корнелия Непота и Плутарха»; трагедия об Ифигении; новеллы в духе октав Ариосто, «заимствованные у создателей прозаических новелл или собственного сочинения»; «поэма или роман» по образцу «Похищения локона» (речь идет о поэме Александра Поупа, поясняет переводчик); написанное прозой эпическое сочинение в подражание «Телемаку» Фенелона; несколько «идиллий, описывающих переживания, привязанности, приключения, пережитые моей душой», то есть короткие автобиографические стихотворения; роман «Евгений» в подражание «Вертеру»; несколько философских од, как у Уильяма Коллинза и т.д. Современный читатель удивится, насколько произведения, стоящие рядом в этом перечне, диссонируют друг с другом: сегодня невозможно представить, чтобы роман о монахине соседствовал с биографиями в духе Корнелия Непота, Плутарха и Тацита или замысел романа об интеллектуальном герое наподобие «Вертера» возник одновременно с планом написать эпическое произведение в прозе по образцу «Телемака». Спустя два столетия мы понимаем, что названные Леопарди произведения принадлежат двум разным, несовместимым историческим мирам, но, очевидно, он думал иначе.

Гвидо Маццони. О современной поэзии / Пер. с итал. А. Ямпольской.– М.: Новое литературное обозрение, 2024. – 312 с.

Говоря о литературных жанрах, он делает вывод: «Охватывающая длительный период история литературы нередко сводится к истории жанров, однако совершенно не ясно, что же представляют собой литературные жанры. За постоянными семантическими колебаниями, отличающими дебаты на эту тему, легко увидеть константу всякой дискуссии о культуре. В силу первичного процесса размытия смысла, имеющего почти физическую природу, всякий раз, когда дебаты принимают массовый размах, обсуждаемые универсалии начинают использоваться во все более неясном значении и утрачивают собственное особое содержание: совершенно естественно, что и рассуждениям о жанрах выпала та же судьба. Стремясь не оставлять в тени фундамент своих рассуждений, я считаю нужным точно определить предмет настоящей книги». Развивая тему, Маццони задается вопросами: «Что подразумевают под современной поэзией? Но прежде надо ответить на другой вопрос: что означает говорить о современной поэзии как о «литературном жанре»? Что такое литературные жанры?»

Далее автором дается характеристика жанров как поэтических видов: «Мне кажется, что подобные вопросы должны вызывать три рода сомнений, о каждом из которых следует высказаться отдельно: первое касается критериев, позволяющих провести границы предметов нашего исследования, второе – природы сходства между текстами, обозначенными одной этикеткой, третье – значения, которое имеют подобные семейства текстов. О границах в свое время четко написал Гёте в примечаниях к «Западно-восточному дивану» (1819). По мнению Гёте, рассуждая о жанрах, сразу замечаешь, что для их определения используются неоднородные категории: Аллегория. Баллада. Басня. Героида. Дидактическая поэма. Драма. Идиллия. Кантата. Ода. Пародия. Послание. Рассказ. Роман. Романс. Сатира. Элегия. Эпиграмма. Эпопея. Если же представленные выше поэтически виды, расположенные у нас в порядке алфавита, а также и прочие подобные им пытаться упорядочить методически, сталкиваешься с трудностями значительными, какие устранить нелегко. Пристальнее вглядевшись в перечисленные рубрики, находишь, что они наименованы то по внешним признакам, то по содержанию, а немногие по существу формы. Вскоре замечаешь, что одни одноправны, другие – соподчинены».

Книга Маццони заставляет по-новому взглянуть на искусство поэзии, и за одно это ее можно поставить в один ряд с работами Николо Буало, Георгия Шенгели и Владимира Микушевича…

Пыть-Ях, ХМАО