Ты уголек, я огонек

Утренняя звезда восходит вечером.  Алексей Боголюбов. Вид вечерней Москвы. 1880-е. Саратовский государственный художественный музей им. А.Н. Радищева

«Нетвердый переплет» – так называется новая книга стихов Наташи Кинугавы (Натальи Баевой). Поэтесса, как мне кажется, ярко вписывается в литературное пространство. Сильно течет река Кинугава. Бликуя разнообразием смыслов, играя нюансами оттенков. Логично, что реки, протекающие через души поэтов, уносят к вечным образам:

Утренняя звезда восходит

вечером.

И крыши домов спят под нею

доверчиво.

Экранам озер

свечою она мерещится

И колется, множится,

нежится, тает, плещется.

Утренняя звезда старательно

к утру готовится.

В серые, рваные тучи

колотится, ломится,

Твердью бриллиантовой

спорит с неверной Луной,

Строит ковчеги свои будто

праведный Ной.

«Эсфирь» – стихотворение, открывающее книгу, разворачивается космосом и твердью небесной. И ветхий, вечный Ной тут перекликается с брильянтами пейзажей и панорам. Стихи Кинугавы пропитаны вечностью. Поэзия необходима, стремится ввысь. Стихи Кинугавы красивы. Легки.

Ты уголек, я огонек,

А вот и в гости мотылек.

Летит на свет,

Не чует жар,

Летит на смерть,

На красный шар…

Смерть – частая гостья в поэзии Кинугавы. Но кажется, будто ничего страшного в этом нет:

Наташа Кинугава. Нетвердый переплет. Сборник стихотворений. – М: Наша молодежь, 2024.– 64 с.

Мама учит трехлетнюю дочку

мыть сапожки.

Ругается, дочка смеется,

не хочет, не будет.

Мама орет на хохочущую

девчушку,

лупит ей попу,

и сама себе думает песенку:

Итак, мы взрослые.

А через пять минут мы –

мертвые.

И утешает нас черемуховый

 лед.

Нас, воспаленных, он

вылечивает влет,

И во мгновение Недремлющего

Ока

Мы наберем живительного

сока…

В стихах Кинугавы есть что-то от алхимии, которая объясняет сложное через еще более сложное. Кажется, разгадать тайну, получить ключи от царства смерти.

Я – мешок с заводными

игрушками,

Я – бессонных ночей

кутерьма,

И – солдатик ли, мышка ли,

пушка ли, –

Белый свет мой – кромешная

тьма.

Я, конечно же, думаю (глупая),

Мой мешок Дед Мороз на спине

Тащит весело детям

испуганным,

И появится скоро в окне.

Я, конечно же, думаю: скоро же!

Я – под елкой, развязан и пуст…

Но Мороз оказался вдруг

сторожем,

Вместо елки – терновый вдруг

куст.

Живое часто спорит с мертвым в поэзии Кинугавы:

Кто живой среди них,

неигрушечный,

Кто сейчас оживет, кто

потом…

А солдатик на выстрел

на пушечный

Подпускает лишь мышку –

с котом.

Победит ли живое?

Книга Кунигавы полнится жизнью, переливается ее токами, вспыхивает различными вариантами реальности. Мягкость в союзе с нежностью, и конкретика бытия расцвечивается райскими птицами:

Лето в разгаре.

Сухая земля клубится:

Копаю грядку под ирисы.

Райским ведь птицам

Тесно скакать

по старым грядкам!

Поэзия Кинугавы яркая, как оперенье упомянутых птиц. А то и жар-птицы роняют перья. И на каждом причудливая карта миров.

Жизнь – это вам не куплеты

Трике:

вот я на пике, а вот я – в пике!

Только мудрец возразит: всё

одно...

Стою на вершине,

а чувствую – дно!

Двойственность всего воздействует на сознание. Вершина часто отсвечивает дном. Гроздья счастья срываются горем. Но это и обогащает душу. Стихи Наташи Кинугавы именно на это и рассчитаны – на обогащение души.