Ловля рыбы в потоке сознания

Философская система, созданная в книге, сопровожденная авторскими рисунками.  Иллюстрация из книги

Конечно, более безопасен путь, когда автор рецензии устраняется от личных оценок и исследует подборку или книгу, применяя критерии филологической науки, истории литературы, оттуда определяет соответствия и отступления и так приходит к итоговому выводу об индивидуальных чертах поэта или выявляет параллели с уже имеющимися авторами и произведениями. Так поступают профессиональные критики, не поэты, им особенно легко быть объективными в силу позиции извне... И все же гораздо интереснее, что человек думает, а не то, что он знает. Все же знания вторичны по сравнению с мыслью, даже просто с мнением, возникшим из впечатления, переживания, ощущения. А как еще читать стихи?

Многостраничная серьезная работа Козырева состоит из нескольких разделов: «Проповедь птицам», «Вереск цветет», «Сад камней», «Красное на черном», «Переоценка ценностей» с переводами сонетов, «Ясность». Название книги прозрачно указывает на космическую медитативную основу, в которой предполагается неторопливость созерцания и осмысления. Но здесь же – аллюзия на «Камень» Мандельштама, обещающая преемственность.

…И каменный непрочный

манускрипт

Ждет, кто его переведет

на русский.

Святая стертость

побледневших лиц,

Смиренье глаз и букв, ушедших в камень… («Сибирский часослов»)

…С выщербленной душой,

обезбоженная, пустая,

Ты силой своей безликой

с сотворения мира горда.

Какие печали ты на наш

мир насылаешь,

На каменные заводы, на серые города? («Каменная баба»)

Раздел книги с одноименным названием «Сад камней» обращает на себя особое внимание. Он начинается школьно-ностальгическим «Пропись в клеточку», где разворачивается лента жизни от настроений детства: «…Мы за клетками парт в клетках классов сидели рядами», приводящая к неутешительному итогу: «Каждый в клетке сидеть обречен до скончания века...» Сад камней здесь предстает уже не местом созерцания, а местом выживания. Названия стихов говорят сами за себя: «Призаводское», «Омское метро», «Девяностые», «Соцреализм», «Пустыри»…

Книгой подведен итог определенному этапу творческого пути поэта. Пласт стихов, составляющих ее, вовлекает читателя в систему сложных, протяженных осмыслений. В первой половине сборника размещены длинные многостраничные стихи, настоящие поэмы, требующие видимого сюжета, композиции, но нет, это фактически поток сознания, идущий с разной скоростью и с разным напряжением, в волнах которого можно порой выловить внезапные озарения, изысканные метафоры, замечательные характеристики. Неожиданно и впечатляюще: «…над головой трескается и плывет куда-то / Северное Ледовитое небо…» («ветер, дым, хруст…»). В «Белых стихах» концовка построена на глубоком убеждении: «…Я знаю, без тебя весны не будет». В «Тишине»: «Простой, как простыня, просторный полдень…» Большое напряженное стихотворение «Как души, озираясь с непривычки…» – несущийся поезд, тревожные мысли пассажира, глядящего на картину ночных пожаров: «И май горел, как рыжая солома, / И дым вставал со всех концов земли». И снова тревожный взгляд в темноту: «А за окном пульсировала ночь. / Огромное, безвыходное лето» («Метаморфозы»).

В несколько ином ключе «Лето в городе»:

Бредят жаркие улицы,

Спят, покоя не зная.

Окна в зданьях то жмурятся,

То протяжно зевают.

Стихотворение «Потом, потом, когда-нибудь…» трогает свежестью припоминаний, указывая на их непреходящую остроту и реальную опасность:

…И в прошлое посмотришь ты,

как после сна, подняв ресницы…

Так смотрят на добычу птицы

с недостижимой высоты.

Андрей Козырев. Сад камней. Стихотворения.– Омск: Омскбланкиздат, 2024. – 226 с.

Словотворчеством поэт поглощен и в стихотворении «Воробьиная ода»:

Неужели тебя мы забыли?

Для меня ты всегда всех живей –

Спутник детства,

брат неба и пыли,

Друг потех и забав, воробей!

Ты щебечешь о небе, играя,

Неказистый комок высоты –

Сверху – небо, внизу –

пыль земная,

Между ними – лишь ветка

да ты!

Воробьиною кровью живее,

От мороза дрожа, словно дым,

Я, как ты, ворожу, воробею,

Не робею пред небом твоим.

И зимой, воробьясь вдохновенно,

Не заботясь, как жил и умру,

Я, как ты, воробьинка

вселенной,

Замерзая, дрожу на ветру…

Но пока ты живешь,

чудо-птица,

На глухих пустырях бытия

Воробьится, двоится,

троится

Воробейная правда твоя!

Стихотворение «Скелет в шкафу» как бы из той же группы легких предметных стихов, но уже ироническая поэзия:

…Как прыгают на черепе очки,

Как пляшет в тонких пальцах

чашка чая.

Как это важно, если ты поэт,

Не знающий в работе

утомленья,

Чтоб хоть один

веселенький скелет

Жил у тебя в шкафу –

для вдохновенья.

В книге затронуто множество тем: о поэте и поэзии, о любви, портреты современников, город, родина, прошлое и будущее, история. Не миновала автора и тема войны:

…Буря и натиск,

плен и блокада,

Камень и пепел, солнце в пыли.

Новую песню Дантова ада

Мы написали, но – не прочли. («Снегирь»)

Ярко стихотворение «Верно, беспримерными по силе…» об исторической мощи предков, где дано поразительное по дальновидности представление о России как о матрешке: «…Но в России есть еще Россия, / А внутри нее – еще одна». Здесь и ловушка для врага по примеру «захабов» в древнерусских крепостях, и постоянное возрождение наподобие птицы Феникса, и беззаботная игра.

В переводах сонетов Шекспира и Теодора Агриппы д’Обиньи, французского поэта и историка времен позднего Возрождения, чувствуется ярость первоисточника. И мы доверяемся переводчику, его прочтению и трактовке оригиналов так же, как доверяемся прочтению отраженного в его стихах мироздания.

В стихах Козырева сознание превалирует над чувственностью, мысль над образностью. Угадывается что-то родственное поэтическим трактатам древности, вдумчиво повествующим о стихиях, о строении мира, о божественном. В последнем разделе «Ясность» автор напрямую обращается к Богу, вступает с ним в диалог, переживает моменты приближения, угадывания созвучия с Ним. В стихотворении с тем же названием, «Ясность», завершающем книгу и, очевидно, вобравшем в себя ее смыслы, утверждается надежда на созидательный диалог с Богом, надежда на будущее, которое олицетворяет собой весна. Стихотворение начинается словами: «Весна нас ждет…», далее рисуются картины пробуждения и дается портрет Создателя, без которого нет жизни, невозможно творчество:

…В ней сдобный пар

над черною землею

Волнуется, колдует и дрожит.

Наш Бог – импровизатор,

он весною,

Непрошенной, веселою и злою,

Как творческой удачей,

дорожит.

Другие стихи того же раздела показывают грани взаимодействия с Ним: «И вот – ты одинок, как Бог» («У камина»); «…И вещий сумрак возлагает / Свои ладони мне на лоб» («В храме»); «…веря в Бога, как веруют в хлеб воробьи на снегу» («Стихи в декабре»). В стихотворении «Сочельник» затянувшееся равнодушие, медлительность превращаются в неподвижность, что зафиксировано через неожиданный образ рядового бытового предмета: «…И моя табуретка, набычившись, в грязный паркет / Снова корни пускает». Любопытен стихоэксперимент «Бог», где образ Создателя формируется множеством эпитетов. Невольно вспоминается песенка на музыку Василия Соловьева-Седого: «…Деточка, веточка, кошечка, козочка… / Где ты слова-то берешь?»

Книга Андрея Козырева «Сад камней» сложна, в ней много авторского осмысления окружающего мира, метафизики, обращения к высшим сферам, к Богу, немало стихов, которые можно отнести к духовной поэзии. Стороннику простых вещей, кратких ритмических или афоризмов непросто вникнуть в гулкий, иногда невнятный космос поэтического мирочувствия, услышать поэзию в сложных построениях разума. Неспроста изложение часто ведется свободным стихом, так как ритмизованная рифмованная система становится непреодолимым препятствием для формулировки высказывания.

В книге создана философская система, сопровожденная авторскими фантастически-сюрреалистическими рисунками и фотографиями, некоторые из которых вписаны в овал. Или же это очертания яйца, трактуемого в христианстве как символ гроба и воскресения. А закончить надо словами, которые можно принять итоговыми: «Мы дальше от Него, чем Он от нас».