У вечности в руке

Геннадий Фролов. Стихотворения и поэмы. – М.: Буки Веди. 2023. – 588 с.

Десяток книг за прожитую жизнь – это не так много. Поначалу спокойные названия – «Сад», 1982; «Месяцеслов», 1992; потом более резкие – «Вавилонская башня», 1992; «Невольные мысли», 1997 и уже знаковое – «Не свое время», выдержавшее, однако, два издания – 2011-го и 2012-го, ибо многие ощущали это время как не вполне свое. Однако тон здесь задавала именно любовная лирика, которая всегда пытается высветить именно свое, личное время…

После более чем 10-летнего перерыва – посмертное полное издание. Здесь мы без всякого сомнения находим серьезного эпического и прежде всего лирического поэта, наследника традиции Тютчева, Алексея Толстого, Ивана Бунина. Недаром он был некогда отмечен премиями Афанасия Фета и Константина Бальмонта. Ощутимы и религиозные, православные мотивы, он был в последние годы членом «Императорского православного палестинского общества», а его влиятельным другом был Николай Николаевич Лисовой (1926–2019), богослов, историк церкви и замечательный поэт. Отсюда и видение нашего прекрасного и мимолетного места во Вселенной: «Как мир этот Божий, где мы,/ Хотя и видны пока,/ Не более, чем поэмы/ Зачеркнутая строка». Здесь вспыхивает собственное место осуществленного и неосуществленного творческого порыва, претендующего на свершение и совершенство. Дальше уже раздумья о вечности-времени, о том, что уходит в историю и тем не менее взывает к нашему слуху: «Я ж не зря повторяю сейчас,/ Поднимая тяжелые веки,/ Что лишь то не изменится в нас,/ Чего больше не будет вовеки.// Что, казалось бы, истреблено,/ Среди общего смрада и блуда,/ А сокрылось, как Китеж, на дно,/ Чтобы звоном тревожить оттуда». Удивляет иногда редкая сегодня диалектическая слаженность его поэтического устремления, его поэтическая философия. Недаром первое представление этой его книги произошло в таком святом месте, как Дом Лосева. Когда мысль касается того, что было и что будет, время исчезает из своей грамматической категории и становится для себя самого загадкой, в бесконечности чреватой парадоксальным решением:

Было время, что не было времени,

Будет время – его и не будет.

O себе, об отчизне, о племени,

Отряхнувшись, душа позабудет.

И пространство, воронкою скручено,

Сдавит в атом светила с планетами.

И вопросы, что так нас измучили,

Наконец-то сольются с ответами.

Вопросы, схожие с теми, что задавал себе Заболоцкий в знаменитом стихотворении «Когда вдали угаснет свет дневной…». И опять-таки – небо величиной с «атом», небо с овчинку! Сейчас бы сказали, что речь идет о возвращении в сингулярность. И все же это не «вневременные стихи», поскольку под ними так же, как почти под многими другими, Фролов ставит точную дату: 18 сентября 1990 года! Время отмечено, и оно непреходяще! А вот года три спустя – 8 ноября 1993 года – простая синица дает поэтическое доказательство актуального бессмертия:

Засыпаю, крепко сплю,

и снится,

Что я сплю у вечности в руке

И поет мне звонкая синица

На своем синичьем языке;

Словно бы внушить пытаясь

песней,

Повторяя простенький напев,

Что не будет смерти,

что воскресли

Мы, еще родиться не успев.

А совсем недавно вышло еще его небольшое избранное – «Дай мне гнева и любви», выпущенное также стараниями жены поэта Инны Фроловой.