* * *
Л.Л.
Взлетевшие птицы твоих
бровей.
Я
всегда как выстрел.
И вспыхнет
от горящего пыжа
огонек улыбки,
холодной водой лица
плеснешь,
но видишь –
испаряется
светлым облаком настроения.
Неловко сунул:
– На! –
в прозрачном целлофане утра
голубой цветок дня.
– Ну не надо, брось!
Нарочно – «любит-не-любит» –
лепестки оборвешь.
Притормаживают
на перекрестках желаний
автобусы с поцелуями
на подножках.
Строгий милиционер твоих губ,
но
зеленый свет твоих глаз.
Наивно спрятанная
в шаровары
бедер твоих молния шаровая.
Я
твой
громоотвод.
Ничего не знать, не помнить –
талии знойный полдень.
Я и ты – уже только
половинки у поцелуя.
Ну что ты, милая,
что ты...
Губ моих молоко
котятам твоей груди.
Обними меня, обними –
пусть уносит
по желтой воде этой осени
в зеленом кораблике лета.
* * *
Как у окна,
распахнутого в сад,
девушки
у зеркала стоят.
Цветенье юности
и счастья аромат
в зеркальной глади
нет, не сохранят.
И что, скажи,
им делать у зеркал,
когда их сад встревоженный
искал?
Им расточать себя –
из уст в уста –
в черемухе,
в сиреневых кустах!
* * *
В.М.С.
Пусть ночью глухою
размыты все знаки,
но зернышко света
набухло во мраке.
Во тьме прорастая
радостью робкой
лучик надежды
становится тропкой.
Ах, в сумерках летних
светлой тропою
за руки взявшись
пройти бы с тобою!
* * *
В.М.С.
я спать с тобой хочу
плечом к плечу
чтоб просыпаться поутру
бедром к бедру
чтобы губами трогая ключицы
в сюжеты снов невидимо
включиться
и на границе между сном
и бденьем
расти слепым настойчивым
растеньем
что ищет влагу корнем
и листом
о этот первый самый
сладкий стон
и поцелуй стремительный
замкнет
энергий животворных
оборот
я океаном стану
ты землей
и этот сон досмотришь
ты со мной
там я как бог
в родстве стихий уверен
и волны бьют не уставая
в берег
и молнию исторгнув вместе
с громом
несу тебя в простор
за волноломом
где синь небес и моря гладь
тебя желают нежить
и ласкать
и ямочку целуя на коленке
хочу тебя
отныне и вовеки
* * *
Светлане
Как будто дождем печальным
застигнута в цвете лет.
И студят одежды, как тайны,
в которых спасения нет.
Себя обнимаешь упорно.
Сберечь бы толику тепла,
чтоб сердца разбухшие корни
зима застудить не смогла.
* * *
Ольге
Солнцеликая, с голосом лунным
и дремотной, рассветной душой.
Зерна глаз твоих
горькие склюнул
и жестокой тоской изошел.
Как идет он тебе, дорогая,
этот черный, печальный
наряд,
и глаза твои, сердце взрывая,
словно близкие звезды горят.
И все выше, и выше, кругами
над землей, над просветами
вод –
чтоб с вершины сорваться,
как камень,
и звездою прожечь небосвод.
* * *
Сидя за столом,
двадцати двух лет отроду,
думая о девушке,
на которой хотел бы
жениться,
я подумал о том,
что еще ни разу не думал
о карьере.
И что, наверное,
я очень широк для этой
узкой дверцы
в красивую строгую комнату –
приемную королевы,
где
на склоненных головах
секретарей
проборы –
как восклицательные знаки
над их элегантной жизнью.
Но есть еще королевская
спальня,
еще есть окно,
которое открывается ночью
и камешки на дорожках сада.
А веревочную лестницу
я всегда ношу
в портфеле.
* * *
У нас в глазах прожитое
кино.
И каждый кадр нас выдаст
с головою.
Все это было, было так давно.
Как хорошо, что было
не с тобою.
И значит ты почти
что спасена.
И тот сюжет, дай бог,
не повторится.
Любовь одна.
Любовь всегда одна.
Но явлена нам в разных лицах.
* * *
Другие страны и другие берега
нас ждут, печальной
нежностью томимы.
Ты сердце от любви уберегла
и мой корабль, скорбя,
проходит мимо.
Прощанья ветер резче
и сильней
полотнища тугие напрягает.
День ото дня прекрасней
и родней
твое лицо мне снится, дорогая.
Отныне жить согласен
лишь во сне.
И пусть над бездной парус
замирает,
я счастлив, я живу –
ты снишься мне.
И слез моря корабль
пересекает.
комментарии(0)