Путь цветка – в спирали смятых трав

Катись по блюду, чудо наливное, и воскреси ушедшее земное… Михаил Врубель. Садко. 1899. Эскиз майоликового блюда. Русский музей, СПб

Третий том антологии литературных чтений «Они ушли. Они остались», увидевший свет благодаря упорству составителей Елены Семеновой, Бориса Кутенкова и Николая Милешкина, продолжает линию воскрешения рано ушедших поэтов, собрав стихи погибших в 1990-е годы по своей или чужой воле (часто «по своей» равно «по чужой», и наоборот) или умерших в молодом возрасте. И сопровождает поэтические подборки статьями филологов. Когда читаешь стихи всех трех томов, невольно возникает ощущение нескончаемого подземного потока, того, что Ольга Балла в предисловии назвала «потаенной поэтической жизнью» – «которая, в общем-то, и не скрывалась, просто страна была велика». Россия перестала быть литературоцентричной в идеологическом смысле (хотя попытки вернуть статус «больше, чем поэт» случаются), но – не в экзистенциальном: океан, рождающий стихи, неисчерпаем, – поэзия по-прежнему преображает обыденность, наделяя символическим смыслом личный и общий опыт. Дополнительные электронные средства, как показало время, не отменили вдохновение, а только расширили возможности публикаций.

На что более реагирует поэт? На время или на предшествующую поэтическую традицию? Если смотреть под углом переломного времени, на которое пришлось творчество поэтов третьего тома антологии «Уйти. Остаться. Жить», их стихи приобретут трагический отсвет. Этот отсвет, даже несмотря на слишком ранний уход авторов стихов, станет не столь заметен, если сменить ракурс и посмотреть на представленные публикации в ключе развития поэзии, пытаясь ответить на вопрос, смогли ли эти пишущие привнести что-то свое, оставить свой след. Судя по стихам и по статьям антологии, все авторы статей – известные критики и литературоведы, правда, к сожалению, не у всех поэтов аналитическое сопровождение есть – след не всегда заметен, но все-таки при внимательном взгляде зрим. Я перечислю тех, чьи стихи представлены минимально и нет к ним подробного комментария, может быть, откликнется кто-то из прочитавших эту рецензию и восполнит пробелы: Роман Барьянов, Марк Белый (Борис Корнющенко), Евгений Борщев, Нина Веденеева, Сергей Галкин, Владимир Голованов, Веня Д’ркин (Александр Литвинов), Михаил Дыхне, Андрей Жуков, Владимир Кокарев, Ольга Комарова, Илья Кричевский (один из трех погибших защитников Белого дома во время августовского путча 1991 года), Вячеслав Литусов, Евгений Лищенко, Вадим Мухин, Илья Павлов, Андрей Панцулая, Артем Пункер (Алексей Шаулов), Иева Розе (перевод с латышского Ларисы Романенко и Милены Макаровой), Елена Рощина, Иван Трунин (перевод с английского Инги Кузнецовой, Михаила Генделева, Татьяны Бек). Некоторые из перечисленных авторов были известны как рок-музыканты, у других были публикации и даже изданные после их ухода книги стихов.

Антология литературных чтений «Они ушли. Они остались». Т. III / Сост. Б.О. Кутенков, Н.В. Милешкин, Е.В. Семенова.– М.: Выргород, 2023. – 448 с.

Антологию стоит читать не только из-за стихов. Подробные статьи воссоздают социальный и культурологический фон, на котором стихи рождались, – время, травматическое для всех, но особенно для тех, чьи «антенны» улавливали сигналы социального слома острее. «Как будто чуткую антенну/ Колеблет слабая волна», – писал Александр Сопровский. Увы, волна оказалась слишком сильной, она крушила и сметала прошлое вместе с его подточенной верой и людьми. Владимир Голованов выразил смуту тех лет жестче, плясовая интонация усиливает отчаяние: «Рухнула утопия,/ Хоть на стенку лезь,/ Рядом мизантропия,/ Черная болезнь». А до того, как «рухнула утопия», расползалось блоковское ощущение бессмысленного круга. Вот строки Александра Егорова:

Когда в ночи утихнет город,

Лежит с открытыми глазами –

Экзамен, институт, контора,

Контора, институт, экзамен!

Спасала или губила поэзия? Могли ли ее подземные и надземные реки дать надежду? Или поэтическая одаренность резонировала и только усиливала сигналы слома, что в конечном счете, соединяясь с личными причинами, приводило к трагическому итогу, который многие из авторов антологии предчувствовали? И сыграла ли роковую роль в их судьбах романтизация – еще и в силу юности, первых подступов к зрелости – того «что гибелью грозит»? Между художником и временем, в которое ему суждено жить и творить, должно быть некое пространство, зона, свободная от времени, – возможно, именно такое пространство хранило Пастернака, Тарковского, Ахматову... Олег Чертов писал:

Катись по блюду,

чудо наливное,

И воскреси ушедшее земное.

Всмотрись, душа, что прежде

было мною,

И вот – не уцелело ничего!

И все-таки уцелело. Стихи.