Если выйти на станции Ботино

Александр Переверзин. Ежедневная пропасть.– М.: Культурное дело, 2022. – 60 c.

Александр Переверзин, по его личному признанию, не любит читать свои стихи. Кто-то выразит непонимание: поэзия, рожденная из музыки, звука, должна звучать. Зато в случае с поэтикой Переверзина, когда почти физически ощутимо болевое усилие, когда поэт, словно щипцами, разжимает себе уста, ощущаешь, что поглощаешь не разведенный водой сок, а упомянутый концентрат. Между прочим даже название книги говорит нам о болевом, даже не дионисийском, а дантовском, пограничном состоянии: «Катался с цирком-шапито,/ скакун в пальто, курил в авто,/ выглядывал за шторку,/ вычитывал подборку./ Так продолжалось двести лет,/ я незаметно стал скелет./ Земля восьмиугольна,/ и мне смешно и больно». Лаконичные, аскетичные строки – вылущенные зерна, без шелухи; в этом есть своя правда, мир и так перенасыщен словесами, а ведь задача (и преимущество) поэта в том, чтобы высказать в нескольких словах то, что прозаики растягивают на тома. «влетает ворон нелюбви/ распахивает ад/ железом бей огнем трави/ не улетит назад// не улетит пока в груди/ есть мясо для страстей/ но вот насытился гляд/ не трогает костей// он ворон больше ничего/ клюв лапы пара крыл/ я видел изнутри его/ я им однажды был».

Заметим, что акмеистически точная поэтика Переверзина в плане бытописания соприкасается с лианозовской школой с тем различием, что в последней важна ирония, а у героя рецензии если она и есть, то весьма редка и грустна, у него все серьезно, «по чесноку»: «Если выйти на станции Ботино/ и пройти метров двести назад,/ справа будут кусты и болотина/ и сосновый лесок, редковат./ А еще на сосне фотография:/ здесь убит был Артур Кочерян./ Грибников разношерстная мафия/ не заходит в окрестный бурьян./ Электричка обратно в полпятого./ Ходишь, думаешь: как, боже мой,/ он похож на Артура из Кратова,/ что держал павильон с шаурмой!» Тем не менее все авторские приемы – лаконизм, бытовые зарисовки с вкраплениями потока сознания (как в последней цитате), порой короткая строка, рваный ритм («Вот твой плащ,/ а тебя нет,/ год болящ/ и отпет./ Ходишь там,/ плащ ища,/ не отдам/ я тебе плаща./ Нет, не нужней,/ просто здесь/ для твоих вещей/ плечики есть»), равно как и остальные характеристики, говорят о мастерстве и высоком осознании поэтом своей миссии.