Кто эту лавочку прикроет?

Ты за окном салют не выключай... Фото Андрея Щербака-Жукова

Поэтическое пространство Александра Кабанова подчеркнуто причудливо. Но в еще более причудливом виде в его стихах предстает время. Для поэта его словно бы и нет. Он так описывает расхожие типажи современной культуры – часто большой, но еще чаще массовой, – что сквозь них проступают древние мифы и стереотипы. Но в конечном счете они предстают пророчествами будущего.

Вот всего одно стихотворение. «Рождественское». Из самого начала книги, из старого, испытанного временем:

Окраина империи моей,

приходит время выбирать 

царей,

и каждый новый царь – 

не лучше и не хуже.

Подешевеет воск, 

подорожает драп,

оттает в телевизоре сатрап,

такой, как ты, – внутри,

такой, как я, – снаружи.

Когда он говорит: на свете 

счастье есть,

он начинает это счастье –

 есть,

а дальше – многоточие 

хлопушек…

Ты за окном салют 

не выключай,

и память словно 

краснодарский чай,

и тишина – варенье 

из лягушек.

По ком молчит 

рождественский звонарь?

России был и будет нужен царь,

который эту лавочку 

прикроет.

И ожидает тех, кто не умрет:

пивной сарай, маршрутный

 звездолет,

завод кирпичный имени 

Pink Floyd.

Александр Кабанов. Обыск. Избранные улики: Сборник стихов. – М.: Городец, 2022. – 280 с. (Вездец).

Кто возразит, что счастья 

в мире нет,

и остановит женщину 

на склоне?

Хотел бы написать: 

на склоне лет,

но это холм, но это снег 

и свет,

и это Бог ворочается в лоне.

Сколько аллюзий в этих строчках. Оставим библейские аллюзии за скобками. Под Рождество они возникают едва ли не у всех, кто пишет и думает по-русски…

Окраина империи… Видимо, у моря…

Если звезды зажигают, то и салют можно выключить…

Тот самый чай со слоном… Тот ли? Нет. Более дешевый – краснодарский…

Да ты мне лягушку хоть сахаром обсыпь...

По ком звонит… Да не звонит уже – молчит…

Последний кирпич в стене… Да не последний – их тут целый завод…

Слово цепляется за слово, соприкасается, стукается и высекает искры нового смысла.

Подраненный ранет…

Женщина на склоне… Лет или холма? Это даже неважно. Важно – поднимается она или спускается. По склону холма можно подниматься, а по склону лет – увы, только вниз.

В результате рождественский мир предстает равномерным и монолитным. И нет разницы, кто Бог, кто царь, а кто простой поэт. «Такой, как ты, – внутри, такой, как я, – снаружи». А монолит подобен пустоте. А равномерность напоминает безвременье…

Нечасто в наше время издают столь объемные сборники стихов. Эта книга дает довольно полное представление о творчестве поэта Кабанова. Музыканты и рок-группы время от времени издают альбомы по принципу New and Best, то есть «Новое и Лучшее». Вот и в этой книге два раздела: «На Хлебникове и воде [стихи разных лет]» и «Из книги «Но языке врага: стихи о войне и мире» [новые стихи]».

Интересная у Кабанова манера писать. Когда читаешь, подчас улыбаешься, а как прочитал – нетрудно испугаться. И пугаешься в конце каждого стихотворения.

Ангел Муха и демон Доде 

очутились неведомо где,

по большой и по малой нужде, 

а могли бы ходить по воде,

на конюшне в терновом 

пальто я лежал как неведомо кто

и молчал о себе и вообще – 

как молитвенный камень в праще.

Ангел Муха и демон Доде пусть 

меня не оставят в беде,

не сочтут мое слово за труд,

 на гитаре меня подберут:

две руки, две ноги, два хвоста 

и четыре аккорда Хвоста,

эти мягкие в складках места,

 ибо сложность моя непроста.

Подберут из целебной грязи, 

в неразборчивой с кем-то связи,

Ангел Муха, как точка в конце,

 превращается в муху Цеце,

и застенчивый демон Доде 

поселился в моей бороде,

на краю человечески смут –

они плачут, смеются, поют:

«Только сняли игрушки с сосны,

а уже середина весны…» 

(*2 раза).

А еще – каждое стихотворение в сборнике заканчивается рядом точек. Даже не тремя точками, а целым рядом. Интересно, это авторское решение или находка верстальщика… Эти точки заставляют вспомнить Велимира Хлебникова, председателя Земшара, подчас заканчивавшего свои стихотворения фразой «Ну и так далее…». Ну, конечно же, первый раздел книги ведь так и называется: «На Хлебникове и воде».

Название же книги, данное по последнему стихотворению из первого раздела, только условно носит криминальный характер. Известно же, что поэзия – «ворованный воздух».

Зафыркают ночные фуры,

почуяв горькое на дне:

архангел из прокуратуры

приходит с обыском ко мне.

Печаль во взгляде волооком,

уста – холодны и сухи:

ты кинул всех в краю далеком

на дурь, на бабки, на стихи.

…

Один, все остальные – в доле,

поют и делят барыши,

не зарекайся жить на воле –

садись, пиши.

Так определяет Кабанов место поэта в этом монолитном и равномерном мире. Невольник и преступник. Невольник своего дара и преступник перед всем этим монолитном и равномерном мире, который он невольно баламутит.

Так кто же прикроет эту лавочку? Кто исправит мир, в которой нет счастья? Как поется в песне, «ни бог, ни царь и ни герой…». Только поэт. Только он может называться Председателем Земшара.