Люблю пройтись по улице
Мясницкой,
к прохожим приноравливая шаг,
здесь хаживали князь Василий
Сицкий
и математик доблестный
Магниций,
и Пушкин здесь ходил,
и Пастернак…
В года коммунистического бума,
когда людская кровь лилась,
как дождь,
переназвать взялись ее
без шума
в честь одного парнишки
из Уржума,
которого убил его же вождь.
Переназвали, но не тут-то
было,
ведь улица не просто кирпичи,
ведь сквозь нее история сквозила
и, как в мешке никто
не спрячет шила,
ее Мясницкой звали москвичи.
Пока живем, пока былое
жжется
и не мелеет времени река,
пусть, кто не рад, башкой
о стенку бьется,
Мясницкой эта улица зовется –
не именем советского князька.
* * *
В.
Повезло, свершилось,
подфартило,
оказалось, все преграды – блеф,
на полдня меня опередила,
к месту встречи утром
прилетев.
Ну, а я, сомненья и заботы
сдав в багаж, доверился судьбе –
с неба, пассажир аэрофлота,
падая стремительно к тебе.
Знал, что ты безумно будешь
рада,
что пойдет объятий беспредел…
Самолет снижался
над Белградом,
день в иллюминаторе горел.
* * *
Мы каждый день на волос
от беды –
кто коньяком страхуется,
кто водкой –
войди на Патриаршии пруды,
на этот сквер с чугунною
решеткой.
Тут где-то рядом Аннушка
жила,
о роковом бессмертье не мечтая,
она не здесь ли масло пролила
на рельсы ныне снятого
трамвая?
В аллее двух прохожих
разговор
(очки, портфель) булгаковского
типа,
и на углу трехглазый светофор
опасно веткой заслоняет
липа…
* * *
Наш кот Радамес не
из знатного рода,
точь-в-точь, как его
полосатые предки,
ему фиолетова всякая мода –
с рожденья своей не меняет
расцветки.
Он в доме учтиво соседствует
с нами,
глаза свои желтые жмурит
от света,
четыре полосочки между
ушами –
следы, по преданью, руки
Магомета.
* * *
Гряда облаков, как из жести,
над снегом, над парком –
вдвоем,
хоть чем-то мы связаны
вместе,
а все ж параллельно идем.
Дорожкой – не той, что короче,
а той, вдоль которой забор, –
прогулка приятная очень,
сердечный такой разговор.
Такие простые подарки –
улыбка и взгляд вместо роз,
прогулка в Лефортовском парке,
когда минус десять мороз.
* * *
Чертополох или репейник,
в колючках острых нелюдим,
он очевидный не соперник
цветам красивым полевым.
Но вдруг соцветьем лиловатым
в застройке вспыхнет
городской…
А ведь его с Хаджи-Муратом
сравнил однажды Лев Толстой.
* * *
Поглядишь – и день не тяжек,
даже стало веселей –
над каре пятиэтажек
вьется стайка голубей.
Вьют круги над головою
под порывом ветерка,
выше – небо голубое,
кучевые облака.
Кружит стая, будто тает
средь окраин городских,
на земле стоит хозяин
и любуется на них.
Возле старой голубятни
в Тимирязевке моей…
Этот миг забудешь вряд ли,
жизнь уходит безвозвратней,
с каждым годом все быстрей.
комментарии(0)