Черная дыра внутри

Цюй Юань – первый китайский поэт, чье существование закреплено в письменной традиции. Чэнь Хуншоу. Поэт Цюй Юань. XVII век

Вокруг много книг, и сложность в том, чтобы сделать выбор – рассказать именно о той книге, которая является настольной. Я не могу не рассказать о древнекитайском поэте Цюй Юане и его прекрасной поэме «Вопросы к небу». Здесь я использовал свой дословный перевод названия. Среди многих переводов, как я полагаю, именно этот помог сохранить смысл. Лишние украшения здесь только помешали бы передаче главной идеи. Цюй Юань – первый китайский поэт, чье существование закреплено в письменной традиции. Он жил в царстве Чу около 2300 лет назад. Четких сведений о его жизни нет. Мы знаем, что, будучи потомком аристократического рода, Цюй Юань служил министром при дворе царства и выступал против гегемонии Цинь. Согласно преданию, Цюй Юань был оклеветан соперником-министром, имевшим сильное влияние на правителя Чу – Цинсян-вана. Вследствие своей бескомпромиссности Цюй Юань был выслан из столицы, после чего посвятил себя сбору народных легенд. В 278 до н.э. столица Чу была захвачена циньским военачальником Бай Ци. Узнав об этом, Цюй Юань создал «Плач о столице Ин» и покончил с собой, бросившись в воды реки Милоу (современная провинция Хунань).

Цюй Юань написал несколько длинных поэм, из которых наиболее известны «Ли Cао», «Девять песен» и «Вопросы к небу». Их объединяют эпическая протяженность, величественная структура, музыкальный ритм и чрезвычайно красочная образность. «Вопросы к небу» – мое любимое произведение не только на китайском, но и на всех языках. Причина проста: «Вопросы к небу» закрепил за поэтом вечный образ – «вопрошающего». Поэма состоит из более чем 170 вопросов, на которые нет ответа. Вопросы пронизывают мифологию, историю, быт, семью, саму человеческую личность. Вопрос за вопросом, слой за слоем, бесконечно углубляющееся вопрошание (и это задолго до того, как «вопросительный знак» был завезен с Запада в Китай). Это доказало, что энергия вопросов намного сильнее энергии ответов. Самый лучший пример мы находим вначале. Первые два вопроса: «Каков был довременный мир –/ Чей может высказать язык?/ Кто Твердь и Землю – «Верх» и «Низ»/ Без качеств и без форм постиг? (перевод Аделины Адалис).

Более всего меня заинтересовало первое слово «высказать». Оно сразу адресовало вопрос к языку, а значит, сосредоточилось на человеке. Все наши философские материи явно находятся внутри этого слова, они не имеют ничего общего с богами или какими-то ирреальными уровнями, кроме этого мира. Сравните это с утверждением о «свете» в начале Библии; одно предложение имеет форму вопроса, другое – повествовательного предложения, одно подвергает сомнению наше существование, другое подтверждает волю Бога. Для меня вопросы «Кто это сказал? Как ты мог это доказать?» были намного мощнее и современнее! Можно представить, что кто-то бросил вызов религии в эпоху Возрождения, но Цюй Юань .опередил его почти на 1700 лет. Поэма «Вопросы к небу» поставила центральный вопрос перед человечеством: время, пространство, природа, история, жизнь и смерть… все было «сказано» на нашем родном языке. Даже если бы мы утверждали, что нас «сказал» кто-то другой, место первого «говорящего» возвращается нам самим. Если мы откажемся признавать себя чьими-то «высказываниями», то вернем себе звание изначальных «ораторов». Мы сможем снова «выговорить» мир и нести ответственность за свои слова. Мы сможем – и будем обязаны – переписать нашу историю и нашу реальность.

Сравнив вопросы и ответы, мы обнаружим, что вопросы открыты, взрывают и волнуют мышление, ответы же закрыты, закреплены и систематизированы уже имеющимися знаниями. Вопросы активны, они бросают вызов вопросительными знаками, ответы же пассивно реагируют точками. Цюй Юань преодолел пространство и обрел связь с другим «вопрошающим». Все мы помним знаменитую фразу философа Сократа: «Я знаю, что ничего не знаю». Они были главными корнями обеих культур.

Цюй Юань умер в ссылке. Его судьба доказала природу поэзии как особого способа индивидуального мышления. Для меня настоящая поэзия – глубокая мысль, основанная на живом существовании, а настоящие поэты – поэты-мыслители. «Вопросы к небу» и другие произведения Цюй Юаня создали в китайском языке традицию мыслительной поэзии: она сильно отличается от гораздо более распространенной традиции лирики, выражающей искрящиеся эмоции краткими формами. Если обозревать 3000-летнюю историю поэзии, заметно, что две традиции совершенно неуравновешенны. Один Цюй Юань как великий вопрошатель против миллионов лирических поэтов – последователей официальной идеологии. Я считаю, что он по-прежнему «победитель конкурса», и даже за пределами китайского языка. Причина проста: разве можно найти для поэта позицию оптимальнее, чем «вопрошающий»? Ведь весь смысл и ценность того, что мы делаем, заключены в этой концепции. Она работает везде, каков бы ни был субъект разговора. С глубокой древности до наших дней как в Китае, так и в других странах мы ни на шаг не отошли от этой позиции. Поэтому я верю: Цюй Юаня, не стыдясь, можно поставить в один ряд с Гомером, Данте и Гёте.

С пониманием того, что я «вопрошающий», я могу ясно видеть путь моей жизни и моих произведений. Я начал писать стихи во время кошмара «культурной революции» в 1970-х годы, углубился в себя в «эпоху самоанализа» в 1980-е, решил быть в изгнании после резни на площади Тяньаньмэнь, столкнувшись с так называемой глобализацией, которую часто видели как сговор между властью и деньгами после 1990-х, мучительно наблюдал за отсталостью Гонконга и отравлением мира COVID-19, за тем, как так называемая демократическая Россия стоит плечом к плечу с самодержавным Китаем, за хладнокровными и кровавыми убийствами под лозунгами религий и национальностей. После всего этого ясно, что мир стоит перед глубочайшим и беспрецедентным духовным кризисом: полная путаница и противоречие ценностей, в вакууме нашего сознания не осталось ничего, кроме эгоизма и цинизма. Все вопросы возвращаются и сводятся к одному: что я могу сделать сейчас? Каждый чувствует внутри черную дыру. У нас нет ничего, кроме последней энергии быть «вопрошающим» – по крайней мере!

С 1985 по 2010 год я написал три стихотворения длиной в книгу и составил «Трилогию о концентрических кругах». Они, как большое дерево, вырастают из корня «вопрошания». Строка за строкой, стихотворение за стихотворением, книга за книгой: «Могу ли я снова задавать себе более глубокие вопросы?» становится вопросом вопросов, проходящим сквозь все круги и структурирующих их вместе. Я освободился — с «вопрошающим» как способом мышления внутри всей поэзии я избавился от проблем по обмену идеями любого уровня с любыми зарубежными поэтами. Традиция «думающей поэзии» – живая традиция, объединяющая всех нас.

Несколько лет назад я писал элегию для своего поколения китайских поэтов и вдруг подумал о Шостаковиче и его струнных квартетах, которые меня глубоко тронули. Поколение композитора, как и поколение китайских поэтов, вначале испытало влияние идеализма, а затем, поглощенное игрой во власть, потерпело крушение и трагедию… Затем я перешел к его последнему струнному квартету № 15 ми-бемоль минор, написанному всего за семь месяцев до смерти. Меня постигло великое удивление: шесть адажио, продолжающиеся до самого «Эпилога», как последние слова, которые он оставил нам, заканчиваются самыми глубокими вопросами, преследовавшими его разум, и безграничной меланхолией Истории. Музыка была пронзительной и в то же время чрезвычайно мощной: она совмещала жизненные вызовы и реакцию творческого мышления. Я чувствовал, что слушал бесконечное эхо «Вопроса к небесам», оно высеклось в моем сердце, я никогда его не забуду.

Перевод Елены Семеновой (консультанты – Антон Евсеев, Мария Мельникова)