Минувшему не пришиваю хлястик…

Джон Донн переводил правду небесную на язык правды земной. Тициан. Любовь небесная и любовь земная. 1515. Галерея Боргезе, Рим

Юрий Михайлович Ключников, перешагнувший 90-летний рубеж, полон сил, вдохновения и энергии. В последние годы помимо книг собственной прозы и поэзии он издал несколько сборников поэтических переводов. Назову некоторые из них: «Откуда ты приходишь, Красота? Вольные переводы французской поэзии XII–XX вв.» (2014, 2015); «Душа моя, поднимем паруса: стихи и переводы [1970–2015]: избранное» (2015); «Караван вечности: новые переводы суфийской поэзии VII–XX вв.» (2016); «Поднебесная хризантема: 30 веков китайской поэзии. Вольные переводы. Свободные переложения. Стихи по мотивам» (2018); «Слово Ариаварты: 35 веков индийской поэзии в переложении Юрия Ключникова. Стихи по мотивам» (2021).

Совсем недавно Юрий Ключников совершил новое поэтическое вторжение в прошлое. А точнее, в XVII век – в ренессансное время английской литературы. Он впервые побывал в нем, издав в 2020 году в своих переводах книгу «Уильям Шекспир. Сонеты и поэмы. Поэзия шекспировской эпохи». Теперь Юрий Ключников продвинулся в самую глубь заповедного пространства – в поэтический мир загадочного метафизика Джона Донна (1572–1631), поэта, воина и священника. В результате этого марш-броска появилась новая книга: «Джон Донн. Растущая любовь: сто двадцать лучших стихотворений и поэм в переводах и переложениях Юрия Ключникова». Книгу завершают пространные примечания и комментарии, два стихотворения, посвященные поэту, и обстоятельное послесловие «Джон Донн – великий английский поэт и духовидец». Их автор также Ключников. Кстати говоря, послесловие продолжает разговор о великом поэте, начатый Сергеем Арутюновым во вступлении к книге и названное им «Меркурианский кратер, или Путь к святости».

Среди голосов поэтов елизаветинской эпохи, воспроизведенных на русском языке Юрием Ключниковым, голос Джона Донна звучит крещендо. Да и сама его жизнь представляет замысловатый и вместе с тем остросюжетный роман. В какие только переделки не попадал этот человек, кем он только не был! И узником Тауэра, и корсаром, нападавшим на испанский флот вместе с графом Эссексом, и фаворитом Елизаветы I Уолтером Рали, и членом парламента, и дипломатом, и перебежчиком из Римско-католической церкви в Англиканскую, и настоятелем собора Святого Павла. В его творениях предстает весь спектр разнообразных человеческих страстей, пороков и духовных озарений. Все эти исключающие друг друга эмоции и рассуждения, а точнее – эскапады чувств и мыслей, воссозданные в сочинениях и проповедях Джона Донна, присущи как отдельному человеку, так и всему человечеству. Разумеется, в последнем случае в миллионы раз умноженные.

Близость к власти лишь усугубила в Джоне Донне внутреннюю от нее отчужденность. Но королевский двор того времени не упразднял свободное творчество. Джон Донн мог позволить себе в своих сочинениях шокирующие парадоксы, ироничность, любовно-эротические откровения. Любые скабрезности лишь усиливали основной пафос его творчества – идею истинной веры. Вот откуда возникла мощная энергетика, присущая всем творениям английского поэта. Недаром Эрнест Хемингуэй спустя несколько столетий взял из одной из его проповедей название для своего романа «По ком звонит колокол» (1940): «Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши… Смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе».

Первые переводы Джона Донна на русский язык появились только в 40-е годы XX века и были встречены советским литературоведческим официозом достаточно прохладно, а иногда с нескрываемой неприязнью. В то время понятие «метафизик» у этих филологов сопрягалось со словосочетанием «безродный космополит». Однако и тогда поэзия Джона Донна на русский язык редко, но все же переводилась Осипом Румером, Самуилом Маршаком, Борисом Томашевским. В наше время в России имя Джона Донна стало символом европейской культуры, чему в немалой степени способствовал Иосиф Бродский, в последние годы жизни очарованный стилем английских метафизиков. В наши дни из переводчиков Джона Донна резко выделяется Григорий Кружков.

В Институте восточных языков при МГУ (в настоящее время Институт стран Азии и Африки), где я учился в 60-е годы, тестом айкью был вопрос на засыпку: «Известно ли тебе имя Джона Донна, а если ты еще и знаком с его творчеством, то скажи – о чем он пишет?» Понятно, что результаты опроса большей частью были плачевными. Как сказала Анна Ахматова в стихотворении «Читатель»: «Наш век на земле быстротечен/ И тесен назначенный круг,/ А он неизменен и вечен –/ Поэта неведомый друг».

В сознании русскоязычных читателей знаковой фигурой европейской культуры Джон Донн стал не сразу, а сравнительно недавно. Теперь он стоит в одном ряду с Уильямом Шекспиром и Джонатаном Свифтом.

Понятно, что Джон Донн – поэт не для всех. Не только у нас в стране, еще недавно поражавшей мир оголтелым безбожием, но и у себя на родине. Например, персонаж романа Вирджинии Вульф «Орландо» поэт Грин самонадеянно заявляет: «Донн – шарлатан, маскирующий убогость смысла темным слогом».

Ключников своей книгой опровергает этот приговор гению со стороны одного из многочисленных бездарей, образ которого воссоздала английская писательница.

Предыдущие переводы Юрия Ключникова других иноязычных поэтов разных стран и эпох воспринимаются мною как оправа к книге «Джон Донн – великий английский поэт и духовидец». Разве что из этого списка исключаются переложение индуистского священного писания Бхагавадгита и переводы суфийской поэзии.

Да, умеет Юрий Ключников выбрать из шедевров мировой литературы самое лучшее. У него это хорошо получается. Его невозможно упрекнуть ни в плохом вкусе, ни в меркантильном желании переводить классику. К тому же в нынешние времена переводы сочинений поэтов далекого прошлого особого дохода не приносят. В его интересе к шедеврам мировой поэзии и ее создателям присутствует другая причина, более возвышенная. Можно сказать – метафизическая. Юрий Ключников испытывает, как я предполагаю, то же искушение, что было и осталось присуще всем крупным поэтам. Он пытается узнать практически непознаваемое. То, что находится в ведении и рассмотрении либо людей не от мира сего, либо земных владык. Великих поэтов, как я полагаю, до неприличия распирало желание обсудить без свидетелей с духовными авторитетами, а также с людьми власти деликатные темы, затрагивающие основы бытия. То есть с глазу на глаз обменяться мыслями о насущном и непреходящем.

Ведь известны такие времена, когда кроме мертвых вообще не с кем было обмолвиться словом.

Донн Джон. Растущая любовь: сто двадцать лучших стихотворений и поэм в переводах и переложениях Юрия Ключникова / Составители  Ю.М. Ключников, С.Ю. Ключников.– М.: Беловодье, 2021. – 356 с.

Из этого прерванного разговора Пастернака со Сталиным понятно, что наши времена в сравнении с XVII веком изменились не в лучшую сторону. Джон Донн, например, общался с королем Яковом I, обратившим особое внимание на его полемический дар.

Юрию Ключникову, как я знаю, жизнь не предоставила подобных возможностей, да у него, собственно, и не было особого желания общаться с первыми лицами государства. С какого-то времени его собеседниками стали великие поэты прошлого. Не только русские, но и иноязычные. Согласитесь, что в нашу эпоху сиюминутности и прагматизма лучшего собеседника, чем Джон Донн, найти трудно. Иосиф Бродский, по его словам, учился у английского поэта «взгляду на вещи». Его привлекал в творчестве Джона Донна «перевод правды небесной на язык правды земной». То же самое произошло и с Юрием Ключниковым. Он пошел даже дальше, начав своеобразный диалог с поэтами из прошлого. Об этом свидетельствуют его вольные переводы и свободные переложения английской, французской, китайской, индийской поэзии.

Из диалога Юрия Ключникова с Джоном Донном понятно, на чем он делает акцент в своих переводах и переложениях, бесстрашно их осовременивая. Он исходит из убеждения, что правды земной невозможно достичь без правды небесной. Переводчик и собеседник великих поэтов не скрывает своих намерений в одном из двух сонетов в честь Джона Донна. Этот сонет можно рассматривать эпиграфом к книге «Джон Донн. Растущая любовь»:

Великий Донн! Переводя тебя,

Минувшему не пришиваю

хлястик –

Прожить его пытаюсь,

как участник,

Вкушающий три грани

Бытия.

Ты с веком обошелся,

как король,

Опережая времена и смыслы –

Подставив плеч крутое

коромысло…

И нам сыграть придется

эту роль.

Нет выбора, как именно

такую,

Иначе общим стадом

пропадем.

Кукушка миру вновь

свое кукует,

Подсчитывая сроки

вешним днем.

В права вступает эра Водолея,

Где и поют, и делаются

злее.