Природа не терпит фальши

А наши еврейские корни питали российские кроны. Фото Евгения Лесина

* * *

Моя бабушка – Ханина Перла,

в замужестве –

Перла Журбински,

по преданью была из хазар.

Я не знаю откуда

через столько веков

это всё еще было известно.

Может, хан – в той фамилии,

также, возможно, что Хана.

Кто теперь разберет

и насколько сейчас это важно?

Я не знал моих бабушек,

дедушек.

Сестры, что были

много старше –

их тоже не знали.

Не вышло.

Моя бабушка – Ханина Перла

в году девятьсот

тридцать пятом

мужа похоронила

(в честь его я был назван)

и с сыном-подростком

осталась.

Сын подрос.

Кишинев был румынским,

а стал вдруг советским.

Ненадолго.

Всё было тогда ненадолго.

41-й, июнь.

Отступает с пехотою сын.

Кто успел –

на восток тот ушел.

А она не ушла,

не смогла –

не хотела без сына.

И осталась одна –

ненадолго.

А потом – не одна,

а с другими евреями в гетто.

Что она из хазар,

то неважным

совсем оказалось,

и не знает никто,

где лежит.

* * *

А наши еврейские корни

питали российские кроны

судьбы необетованной.

Конечно, продукт эпохи,

конечно, народ советский,

но все-таки что-то было,

что сразу же разделяло

не словом и не поступком,

а попросту – по рожденью.

Попробуй с природой слиться –

с березой, ольхой, морошкой;

и вроде бы получилось,

взаправду, не понарошку.

Не шило в мешке, но все же,

рублевское чтя трибожье,

точил нас не червь сомненья,

но что-то, что было в генах

заложено не столетья,

а много и много раньше.

Природа не терпит фальши,

но терпит попытки слиться

с землею, где рождены мы.

Но терпит не очень долго.

Казалась родиной Волга,

но память об Иордане –

откуда? не знаем сами –

всё явственней проступает.

Суфлерской не видя будки,

считаем, что без подсказки

мы прожили жизнь. Но Пасха –

их две, и в одной матрешке

им тесно, и значит, лишней

одной из них быть придется,

и кровь косяки окрасит,

но только не кровь ягненка.

И наши еврейские корни

питали российские кроны

судьбы необетованной,

диктуя наши поступки,

диктуя наши уступки,

суля нам новые раны.

Конечно, продукт эпохи,

конечно, народ советский,

но все-таки что-то было,

что сделало вас евреем –

бесценным русским трофеем,

полезным, но нелюбимым.

Попробуй с природой слиться –

с березой, ольхой, морошкой;

и вроде бы получилось

взаправду, не понарошку.

С природой,

но не с народом.

Природа не терпит фальши,

но терпит попытки слиться

с землею, где рождены мы.

Но терпит не очень долго.

Сковали морозы Волгу,

а Hudson не замерзает.

И снова земля чужая.

И наши российские корни

питают нью-йоркские кроны

судьбы необетованной.

66-й

Как знаки препинания

в диктанте,

Давно пора расставить

«нет» и «да».

Уже взошли такие холода,

Что и не снились

Алигьери Данте.

И мне была божественная роль

Отведена – но только лишь

в массовке

(Сейчас уже сказали бы –

«в тусовке»),

Где на миру не смерть

красна, но боль.

И что с того, что видеть

невтерпеж?

Не замуж, уж...

Вот я и созерцаю.

И зубочистку, как копье,

ломаю.

А смерть что звать?

Ее не обойдешь.

Когда же мой закончится

диктант,

То за спиной появится

сержант.

Скотч Плэйнс (Нью-Джерси, США)