Григорий Крылов в 1985 году. Фото из архива семьи Крыловых |
Константин Лунёв
* * *
Я звезд кормил с ладони голубой.
Мой серый плащ прошили
метеоры.
И с флейтой, переполненной
луной,
Шел странствовать
в лазоревые горы.
Я пировал в долинах тишины
С поэтами, царями и шутами.
И ангелы бродили между нами,
Как призраки, воздушны
и стройны.
Я говорил, и голос мой глухой
Летел, как ветер, с гор
на плоскогорья
И полнил паруса в просторах
моря,
И гнался за лазурною волной.
А на земле, ничтожество
кляня,
Сновало мое маленькое тело
И изредка печально и несмело
В ночную даль смотрело
на меня.
* * *
Толпой гуляк наполнены
таверны,
Бутылки на столы водворены.
Пьют вермут проститутки
и, стройны,
Сощурившись, посмеиваясь
нервно,
Идут вдоль моря к пристани
Палермо.
Над городом бьет желтый
гонг луны.
У казино толпятся игроки,
Подвыпивши, студенты
и бродяги
Горланят песни, хмель
багряной влаги
На лицах вывел яркие мазки.
И смотрит нищий сквозь
прохожих строй
На чайку, освещенную луной.
Женщина
Мокрые звезды ночью
на рынке
Ты продавала в черной
корзинке.
Не было спроса – звезды
в опале.
Ночью все спали,
ночью все спали.
Некто – взметенного сна
очертанье,
Шел, чертыхаясь, вдоль
хмурого зданья,
Сед, меднолиц, словно
старый индеец,
Бросил в лицо тебе горсть
смятых денег.
Ветер взметал их с мусором
вместе –
Не было спроса на звезды
из жести.
Вот ты и плачешь ночью
на рынке,
Прячешь товар свой
в черной корзинке.
* * *
Последний день, как колокол,
в глубины
Поплыл ко дну промокшею
луной.
И рыбы, изворачивая спины,
Сплелись вокруг него
в узор цветной.
Среди матросов и русалок
пьяных
В таверне голубой
на темном дне
Вдруг раскололся колокол
стеклянный –
Прозрачный звон
в холодной глубине.
Заморозки
Замерзшее сердце птицы,
Как серый морской голыш.
В наперсток плесни водицы
Для ласточки с этих крыш.
И крошки рассыпь на ладони,
Пусть она их склюет,
И клювом, и крыльями тронет
Замерзшей ладони лед.
Если же стужа продлится,
И ласточка окоченеет,
Из перьев замерзшей птицы
Сделай маленький веер.
Ночь
Слепые, ступая на ощупь,
Луною с ума сведены,
Блуждают в осиновых рощах
Мои узколицые сны.
Их смутные тени мелькают
В дожде шелестящем ночном
И каплями крупно стекают
Со стекол – все кажется сном.
Слагается стих понаслышке.
Свирель – поводырь словарю.
Дождя по заржавленной крыше
Бормочущий голос ловлю…
Эрато
Октябрь. Безвыходность.
Тоска.
Старинный парк.
Отрада дыма.
Как балерины идут мимо
Больные музы на носках.
Сквозь листопад.
Под скрип песка,
Словес и листьев пестрый
ворох
Жжет под навесами заборов
Эрато легкая рука.
Горчит тянучка чепухи.
Стихи и греки, и грехи.
Костры горят.
Близка расплата.
И бледная моя Эрато,
Печальная моя Эрато
Сжимает пальцами виски.
* * *
Точеный мальчик
в руки хрупкие
Игрушку-жизнь мою возьмет,
Что стала глиняной голубкой,
Свистулькой.
Башенкой из нот.
Мои друзья – слова и звуки,
Предпочитаю людям их,
И его мраморные руки
Пожатью грубому живых.
комментарии(0)