Татьяна Аксенова излучает поэзию. Фото Натальи Тоскиной
Татьяна Аксенова
Петух Шагала
Петух Шагала – больше,
чем петух:
Он прогоняет Вия на рассвете.
Он красочен, задумчив,
тут как тут
С восходом солнца – за него
в ответе –
Посланник неба,
ангелопланетен!..
Петух Шагала – больше,
чем хасид:
Он в мире душ над пропастью
висит,
Клюя в молитве откровенья
Торы –
Где этот мудрый жемчуг
заблестит?
Не станет ли он яблоком
раздора?
Пока огонь священный не потух
И далеки традиции от сплетен –
Петух Шагала – больше,
чем петух,
Он жертвой искупительною
светел.
Он, измеряя, ускоряет ветер!
Он – галл, Де Голль, задирист
и сердит,
Дозорной птицей на шесте
сидит
И на медалях символом задора!
Дух боевой, высокомерный
вид –
Не станет ли он яблоком
раздора?
Свою неуязвимую пяту
Художник скрыл, практически
столетен.
Он в красных галифе и сам –
петух
С козой, коровой, рыбою
в квартете, –
Волшебный мир и дар его
несметен!
Петух Шагала глазом
не косит,
Над сумраком победу огласит,
Не открывая ящика Пандоры.
И, может быть, на Белой
на Руси
Не станет он тем яблоком
раздора?
Посылка:
Балладою вам услаждаю слух
Иль кукареканьем – одно
из двух?
Не убоюсь рефренов
и повторов:
Петух Шагала – больше,
чем петух,
И он не станет яблоком раздора!
Чюрлёнис
Музыка неба звучит
голубая –
Зорко лишь сердце одно!
Переселяется нота любая
Краскою на полотно,
Брызжет струя, Млечный
Путь углубляя –
Геры грудное «вино»!..
Сочного луга, янтарного моря
Образы ритму волшебному
вторят...
Чуткий Чюрлёнис
по вспаханным нивам,
По буреломным лесам,
Словно архангел с утраченным
нимбом,
Мягко светящийся сам,
Видящих зрителей вел
торопливо
В дальнюю даль – к чудесам!
При «Сотворении мира»
→сначала
Тихо Эолова арфа звучала...
Что в композиции,
что в колорите –
Фуги, сонаты поют.
Ну, а Волошин – взыскательный
критик –
К новому веянью крут:
«Он – дилетант! Что вы мне
говорите?
Разве предвиденье тут?..»
Сходны по снимкам из космоса
даже
Крайнего Севера льды
и пейзажи!
Сколь фантастически эти
картины,
Столь очевиден талант.
«Бог «дилетантов» вовек
не покинет,
Ибо Он сам – дилетант!» –
Рёк Бенуа, расправляя свой
длинный,
Шоковый, шелковый бант.
Жалким обрывкам пигмейских
трагедий
Бог недоступен и путь
заповеден!
Царевна Врубеля
Кобальт неба густел,
окаймленный багровым,
Полыхали недобрые городские
огни...
А она уплывала,
не обмолвившись словом,
Море застив очами –
незабвенны они!..
Эти очи ребенка, со следами
бессонницы,
Превращающий в Лебедя
поворот головы...
К затаенной улыбке скоро
вечность притронется
Чароитом с вкраплениями
синевы...
Странный жест призывает
смотрящих к молчанию.
Обернулась – от бедствий нас
предостеречь:
Вот, расплещет жемчужные
крылья в отчаянье –
Отзовется древнейшего эпоса
речь!..
Перламутровый шорох
волшебного платья ли,
Что практически крыльев
начинающий взмах?..
Станет эта Царевна наши
души оплакивать,
Растворяясь в закатном
тумане сама.
Темных тайн, светлых чар –
сколько в лунной-то убыли?
От иконы до демона – сочетанье
стихий!
Превращения в чудо уловлено
Врубелем
Вдохновенно, как музыка или стихи...
Красоты несказанной волнует
присутствие
В лике девичьем каверзной
птицы большой.
Кочевыми светилами
замерцали в искусстве нам
Эти очи ребенка с лебединой
душой!..
Баллада об Ахматовой
Цветы – остатки рая на земле...
И тот цветок, что прямо
в душу глянет –
Заставит распуститься
и сомлеть,
И увлажнит слезами скромный
глянец...
Ахматовой плененный
Модильяни,
Пиша очередной ее портрет,
Сияньем солнца изнутри
согрет,
«Жизнь состоит в даренье...» –
начертает.
Пусть угловат любви его
предмет –
Божественными наделен
чертами!..
Что семь веков промчатся,
что семь лет –
Царить в твоих рисунках,
итальянец,
Ей суждено! Не каждому суметь
Цветок увековечить на поляне,
Но аромат, что навсегда
стеклянен –
Акума. Или ей Париж во вред?
Тяжелый сон,
что петербургский бред,
Она стихами толковать
устанет...
Вещуньин облик тысячей
примет
Божественными наделен
чертами!..
Что – Гумилёв? Не запретишь
всем лезть
«Чудовищам», хмельным
от возлияний,
К супруге, что забыла о семье
И растворилась облаком
в кальяне!
Без памяти цветок любви
увянет...
И пьяный гений в дыме
сигарет,
Болотнолицый, словно очерет,
Промолвит: «Эта баба –
на черта мне?»
Остаток рая, если рая нет,
Божественными наделен
чертами!..
Посылка:
И если жизнь – дорога
в Назарет,
Остатком рая вспыхнет
на заре
С поэзией бессмертной
в сочетанье...
Дарящий жизнь цветения поре
Божественными наделен
чертами!
Николаю Гумилёву
Все ангелы: и Эдгар Аллан По,
И Гауф, и Рэмбо, и даже
Киплинг –
Столпились за спиной его
слепой
И «капитанских» шуток солью
сыплют:
«Ну, что нам смерть? Ведь
это же – игра!
Ты встанешь, нерастрелянный,
с утра,
На шею намотаешь серый
шарфик,
И призрачные лопасти винта
Твой бриг под знаком Южного
Креста
Умчат к священным пальмам
знойных Африк!..»
Но тут влезаю я в их разговор
И в бредни романтических
скитальцев:
«Я привела к тебе, – смотрю
в упор, –
Бенгальцев, гватемальцев
и непальцев...
Рожден для дикой щели и плюща?
Не кутайся в расщелины плаща,
Пора бы из России
выдвигаться –
Есть в «Петроградской
правде» весь расклад,
Ведь снова с бунтом поспешил
Кронштадт,
Особенно к началу навигаций...
Послушай же! Я спереди стою,
Как факел, душу гордую твою,
Писатель, путешественник
и воин,
Ношу в себе и знаю наперед,
Что девяносто лет еще
пройдет,
Пока признАют, что ты
невиновен!
Давай-ка, в Лондон! Смерть,
она красна,
Но только не в Бернгардовке,
за лесом...
И сын несчастным будет,
и жена –
Не твоего размаха поэтесса...
Езжай, дерзай, судьбу свою
нагни,
Смени мечты манящие огни
На искры новогодних
и бенгальских...
И мертвый штиль, и грозный
шторм оставь,
Пока страну не запер ледостав,
Ты жизнью насладись,
хоть мало-мальски!
Лихой братвы пиратской
больше нет,
И не спасает черный амулет
От пули оголтелого чекиста...
Твои богини встанут за тобой
Иль вовлекут военною трубой
В водоворот Отечества
нечистый?..»
комментарии(0)