Я властелин зеленого шелка угодий

И открыл я книгу пророчеств, моя жизнь текла сквозь ее страницы. Лоренцо Лотто. Молодой человек с книгой. 1525–1526. Музей замка Сфорца, Милан

в доме, где родился мой отец

в доме, где родился мой отец,

живут чужие люди

хранятся их несчастья

портится темная мебель, пропахшая нафталином

телевизор показывает сериал

в доме, где родился мой отец

никто не помнит вкуса

настоящего хлеба

борща, но иногда шкварчат

блины

пригорающие на тефлоновой

сковородке

скрипят за окнами ивы

где-то воет собака, ласточка

парит над дорогой

а так тишина, озабоченное

молчание новых хозяев

запах табака и пыли

где-то в этих чувствах есть

начало

и довершение всего

книга пророчеств

и открыл я книгу пророчеств

моя жизнь текла сквозь ее

страницы

но вода в колодце все еще была темной

и я не мог ее вычерпать

вода говорила на языке

прошлого

ее пили незнакомые люди и прирученные звери

их счастливые голоса я слышал

даже во сне

и я черпал, погружая руки

и лицо

и пил темную ночь, поющую

на все голоса

и не мог напиться

я страдал за них, страдал

по своей вине

и оставался во тьме, пока

не запела полночь

всеми словами забытого языка

старый рыбак

вопросы, с которыми меряется

тихо

мера всякого безмолвия и голоса

с осени гниют заброшенные

сети

озеро приносит первые листья

лета

он смотрит на свой тихий дом

и видит хату, нахохлившуюся

вопросами

смотрит в небо, плывущее

бесконечной волной

и ветер не приносит никаких

ответов

падают яблоки и катятся

по берегу

тихо поют, тише небесных

птиц

рыба бьется в сети, что

означает смерть

белой песчаной отмелью

поворачивает у леса дорога

крушит заборы темная рука

и уплывают брошенные весла

альбатрос

и вот меня омывает свет

моему телу подвластны

пространства

идеального океана

один взмах крыльев

и я властелин

зеленого шелка угодий

похожих на колонии

водорослей, облепивших баржи

в узких каналах старого порта

вот он я, такой же внезапный,

как слово, такой же солнечный

как слово, такой же

прекрасный, как слово

но есть и хищники

с ними я разделю

последнюю вечерю моего тела

припев

мы держим путь неведомо куда

дремотные озера навевают сон

леса смыкаются под

небосводом

cкрипит, поднимаясь,

шлагбаум, дорога

открывает сады

возможностей

даже стены наших домов

кажется, неплохо переносят

путешествие

за окном кружатся лета

и зимы

так вера в смысл обретает

значение

и проходят бесшумно часы

прозрачное пение птиц

на рассвете

дни, которых нам не спасти

слова, умирающие быстрее,

чем мысль

и смерть, ведь мы не можем

ее остановить, и не хотим

никогда не поздно

прежде чем теплый воздушный

раствор над полями

уставший от нашей спешки

загустеет в престранный

камень

прежде чем бездействующие

лесные боги

внезапно согнутся и взобьют

землю

бесчисленными запятыми

ветвей

рассыпят в пепел смутные

знаки

а по дороге проедет автобус

закатившийся между

деревьями

прежде чем ты поймешь, что

мы не сможем

вернуться домой до заката

что это был последний

автобус

в город радости детства

и, разгоняя птиц со всего света

он нарушит эту тишину

плачем

имитируя сигналы

странствующих фур

жалобные гудки ночных поездов

прежде чем наши головы

опустятся на дно

в прохладные и влажные

постели

мы пытаемся что-то

запомнить

мы желаем о чем-то не знать

мы силимся освободиться от

себя

но нам не хватает силы

трудолюбивые деревья

созидают пространства

дым идет, словно дорога

камень движется незаметно

поля дышат и пахнут

тишиной

хотя это вовсе не молчание

для него не будет поздно

никогда.

Ольштын (Польша)

Перевод Евгении Добровой.