Анатомия меланхолии

Дмитрий Гвоздецкий. Фосгеновое облако / Предисл. Л. Вязмитиновой. – М.: Личный взгляд (Московский союз литераторов), 2020. – 100 с.

Не случайно некоторые читатели склонны воспринимать такие тексты не столько как поэтические высказывания, своего рода mot, остроумное (в старом понимании, не сводимом к комизму) или парадоксальное высказывание. С тем, что такого рода речевые практики имеют отношение к генезису поэтического минимализма, спорить не приходится. Но равно глупо было бы спорить о том, что не меньшее значение имеет здесь речь как таковая – эгоистическая или внутренняя речь, из которой выделен самостоятельный сегмент (этот метод обыкновенно связывается с именем Всеволода Некрасова) либо, наоборот, фрагмент диалогической речи, осколок какого-то внешнего дискурса. К последнему присоединим и своего рода речевой ready made, словесный артефакт (от уличной надписи, занятного заголовка до канцелярского оборота или неловкого машинного перевода с иного языка), который также есть порождение неких внешних речевых практик. Есть и та линия, которая ведет к инокультурным образцам – в первую очередь японским танка и особенно хайку. Международное движение хайкистов необъятно, среди его участников есть те, кто исповедует жесткую формулу следования оригиналу «5–7–5 слогов» (как у нас покойный Владимир Герцик) и даже порой наличие «сезонного слова», есть те, кто воспринимает в поэтике хайку, так сказать, дух, а не букву (как, к примеру, Марина Хаген). Но в любом случае здесь минимализм уже вовсе не должен восприниматься как фрагмент или отрывок: в японской культуре поэзия хайку репрезентирует своего рода концентрацию великого в малом, возможность увидеть в одномоментном вечное.

Все эти – и еще многие неназванные – источники поэтического минимализма делают его весьма неоднородным и позволяют говорить об авторской установке, манере, стиле, мироощущении, несмотря на, казалось бы, лаконизм формы.

Первая книга московского поэта Дмитрия Гвоздецкого заставляет говорить о нем как о вполне самостоятельном авторе, хотя, конечно, и связанном узами наследования с рядом значительных авторов, работающих или работавших в рамках минимализма и свободного стиха. Людмила Вязмитинова в предисловии закономерно называет имена Ивана Ахметьева, Александра Макарова-Кроткова, Германа Лукомникова. Кажется, необходимо вспомнить и классиков «твердого» верлибра Владимира Бурича и (в меньшей степени) Арво Метса. В книге, преимущественно минималистической, есть и несколько более пространных верлибров, и они уже скорее заставляют вспомнить о гротескных рядах «однородных ситуаций» у Вячеслава Куприянова и Геннадия Алексеева.

Кажется, субъект поэтической речи Гвоздецкого не столько мизантропичен (как настаивает Вязмитинова в своем предисловии), сколько меланхоличен – в том прежнем значении меланхолии, «разлития черной желчи», которое превосходно передается русским словом «хандра». Мизантропия все-таки есть своего рода активная жизненная позиция, пусть бы и активная лишь в неприятии дел рода человеческого (вспомним Тимона Афинского, вспомним Альцеста), меланхолия же, хандра – продукт рефлексии, способ интеллектуального и душевного самоопределения.

Гвоздецкий мог бы назвать книгу по-бёртоновски «Анатомия меланхолии»: каждый речевой жест поэта сообщает читателю некую новую грань этого состояния: «говорят я/ душевнобольной// не вижу в этом/ ничего душевного». Или: «чтобы утонуть/ не нужен океан// мне хватило/ осколка зеркала». Или: «на прибывающий поезд/ в сторону будущего/ посадки нет». Даже в тексте, декларативно названном «Азы мизантропии», перед нами на самом деле отнюдь не идеологическое высказывание, но риторическая форма самозащиты: «ненавижу// каждого/ за разное/ но всех/ одинаково».

Зоркость, точность взгляда, внимание к мельчайшим смещениям мира предметов или мира слов, что вообще есть одно из важнейших свойств минималистической установки, для Гвоздецкого особенно принципиальны. Даже там, где можно было бы увидеть простой каламбур, поэт превращает словесную игру в глубокую метафору: «стоило сказать/ все кончено// и началось».

Дмитрий Гвоздецкий создает вполне убедительный поэтический мир, пусть бы кому-то могущий показаться слишком неуютным. Что ж, поэзия – вообще неуютная вещь. Главное, кажется, автор понимает, что избранный им метод не может быть поточным, что перед нами очень штучные тексты, но именно оттого книга «Фосгеновое облако», сама по себе вполне минималистичная, действует в полную силу.