Только человек и птица созданы крестообразно

Непрочитанность Величанского – это  проблема нашего поколения, постепенно  отучающегося вообще читать. Фото  из книги Александра Величанского  «Времени невидимая твердь». М.:  Современник, 1990

Об этом приходится немного пожалеть. Потому что непрочитанность Величанского – это проблема нашего поколения, постепенно отучающегося вообще читать.

В советские времена Величанского знали прежде всего как автора слов песни «Под музыку Вивальди». Знатоки литературы, возможно, помнили подборку его стихов в «Новом мире» (№ 12, 1969), напечатанную Александром Твардовским перед самым своим уходом. Вот и все.

До конца 1980-х Величанский оставался в андеграунде, хотя и жил достаточно активной жизнью – печатался в самиздате, выступал на хлебосольных московско-питерских кухнях, был в орбите поэтической группы «СМОГ», но в состав ее участников не входил – потому что не любил в принципе состоять в каких бы то ни было группах. Занимался Величанский и переводами – с греческого, грузинского и английского (среди переведенных им поэтов – Джон Донн, Эмили Дикинсон, Константин Кавафис, Галактион Табидзе). Известны слова Бродского, обращенные к Кублановскому: «Почему вы не рассказываете мне о Величанском, ведь он – единственный из нас, кто знает английскую и американскую поэзию лучше меня».

Слава Лен назвал Величанского одним из лучших поэтов бронзового века. И не погрешил против истины. Поэт важен для нас своей необычной походкой. Запоминается звук его стихов, просодия, точный словесный рисунок. Стих у Величанского часто работает с внешним и внутренним взглядом читателя, визуальные аспекты для него не менее важны, чем словесные. Из текущей действительности поэт выхватывает такие образы, которые переворачивают устоявшуюся картину. В качестве примера можно привести миниатюру: «Поднимите взоры, лица –/ без перстов касанья ясно:/ только человек и птица/ созданы крестообразно –/ в пропасть тот свою стремится,/ та – в заката позолоту –/ только человек и птица/ век обречены полету». Советские люди не считывали в органике человека и птицы образ креста и тем более не соединяли его с полетом в небе. Поэтому стихотворение Величанского интересно не только само по себе, но как шаг в сторону нового языка поэзии, на котором возможен разговор о Творце.

Величанский написал немало текстов с философским подтекстом. А любимым его мыслителем был Серен Кьеркегор. В стихах «Всю жизнь я бился слепо с преджизненною тьмой...» он показывает образ человека, прорывающегося в другую реальность. Человека, для которого «был каждый миг – последний/ ужасный, чуть живой».

В стихотворении «Спасенье безопасно» излагается одна из проблем, связанная с горизонтом веры. Согласно Кьеркегору, у религиозного человека возникает отчаяние, поскольку он одинок перед Богом. И это отчаяние контрастирует с рациональной убежденностью христианина-обывателя, что он все делает правильно и непременно попадет на небеса. Профессиональный христианин – пастор – часто играет роль такого обывателя. Разоблачению этой роли философ посвятил не одну страницу своих книг. Величанский представляет только один из сюжетов саморазоблачения: «Спасенье безопасно», –/ сказал суровый пастор/ своей суровой пастве,/ не опасаясь впасть/ в ошибку, в жизнь, в отчайнье». Поэт вслед за философом подчеркивает, что наставник суров, он не знает юмора. И на самом деле не понимает, как можно спастись. Говоря о сотериологии, Величанский вслед за Кьеркегором не впадает в ригоризм и переводит разговор на экзистенцию: «И это замечанье/ услышал я случайно –/ никто меня не спас».

Величанский стоял у церковной ограды. По свидетельству его друга, искусствоведа Копировского, поэт крестился в небольшом московском храме апостола Филиппа. Он называл себя церковным человеком – именно церковным, а не просто верующим.

Величанский постоянно перечитывал Библию и стремился в стихах сопрягать библейские смыслы с современностью. В результате появлялись интересные стихи, часто далекие от канонических представлений, но никогда не «антиканонические». Копировский пишет: «Так, дерзновенно «переворачивая» иногда привычное значение евангельских слов и понятий, он парадоксально достигает удивительной духовной глубины (камень у него становится хлебом – но не во время искушения в пустыне, а будучи уложенным в стены псковских храмов).

Из этой же глубины «вырастают» и его благоухающие ладаном смолы сосны, и море, чьи волны бросаются на колени, а само оно становится «влагой той, что плачет всяк», и многое другое».

Читать сегодня Величанского – значит входить в тайну простого и понятного слова. Поэт возвращает нам живую, свободную от «лирического захлеба» речь и открывает пространство смысла и поэзии.