* * *
Был я, кажется,
вовсе не промах:
изо всех из мальчишеских сил
белоснежную россыпь черемух
я обламывать очень любил.
А сейчас то канава, то яма;
кто-то евро кадит,
кто – рублю…
Называть все открыто
и прямо
я по-прежнему очень люблю.
Ничего мне другого не надо,
посмотрю наобум в небеса,
есть черемуховая отрада,
очень нежные словеса.
* * *
Жизнь моя обнулилась.
Начинаю с нуля.
Чем не Божия милость
жить, судьбу оголя!
Под дождем ли, под снегом,
весь продрогший насквозь,
обнимаюсь я с небом,
припозднившийся гость…
Под ногами упруго
шлет подмогу земля…
Знать, признала за друга.
Ничего, что с нуля.
И пускай неумело,
но мечтой хороша,
не молчала, а пела
подростково душа…
* * *
Кто мне дарит
волшебные строфы?
Ведь и я – современник ничей.
Призрак утренней
катастрофы
исчезает от солнца лучей.
Электричество снова
доступно,
и любая есть в доме вода.
И опять невдомек,
что преступно
трогать голой рукой провода.
Чем ты более пишешь умело,
тем видней неизбежность
тщеты.
Размываются правды пределы
и куда недоступней мечты!
Меж жерновов
Эта мысль отнюдь не нова –
человек попал в жернова;
но сюжет бесконечно нов
о метаньях меж жерновов.
Индульгенция
Что, дорогая интеллигенция,
все выпендриваешься,
в трубы трубя,
зря надеешься,
что индульгенция
выписана прежде всего на тебя?
Что, прокладка разных
сословий,
брошенная ненужная вещь,
ты не каешься каждым словом
в том, что облик
эпохи зловещ?
* * *
На нетвердых качаясь ногах,
семенит по дорожке собачка…
У меня ожидания страх:
так решается жизни
задачка?
К единице добавлю нули.
На прощанье поглажу
макушку,
чтоб колеса упорно везли
неподъемною ставшую тушку.
Все же лучше,
чем пыльным кульком
притулиться в углу
сиротливо…
Ах, о чем это я все, о чем?
Жарко что-то. Не выпить
ли пива?
Защита Лужина
Лужи на улице – хоть
не вылазь.
Дома же все шито-крыто.
Лужина ль это с Россиею связь
или простая защита?
Ветер со снегом колюч,
как наждак,
валит ларьки и палатки.
Твидовый носит Набоков
пиджак
с шелковой скользкой
подкладкой.
Жизнь продолжается,
как ни крути…
Слово, хотя и дефектно,
сиюминутный порыв укротив,
нежится
в плюсквамперфектум.
О звездах
Ребята звали выпить пиво.
А я никак не соглашался.
Как это было некрасиво!
Зачем так долго я ломался?
Домой пришел все так же
поздно!
Лег спать, все так же
обессилев!
И не поговорил про звезды.
А вот они поговорили.
* * *
Огни вокруг потушены,
хоть ХХI век.
Легко идет по Тушино
тверезый человек.
Он прост, он не ломается,
как все вокруг греша,
хотя незримо мается
неспящая душа.
Он вышел к речке
исподволь,
на бережку стоит,
и никакую исповедь,
увы, не говорит.
Что ж, вот такое времечко
порушенных границ,
к тому ж опять на темечко
оставил метку птиц.
Порушено. Потушено.
А значит, все равно
не толечко по Тушино,
по всей стране темно.
* * *
Наверное, нет хуже бремени,
чем спорить с веком
и с судьбою.
Я разговариваю с временем,
верней, талдычу сам с собою.
Нескладный. Что-то вроде
валенка.
Куда ни глянь – одни руины.
А вот в душе – такой же
маленький.
И жалующийся. И любимый.
И добрая рука по темени
погладит. Скоро буду выше…
Я разговариваю с временем…
Как славно, что оно не
слышит.
Две зоны
Пробежали мои года…
Отзвучало время Кобзоном.
Вся страна мне казалась тогда
неделимой тюремной зоной.
Новый довод не нарочит,
а вопросы совсем простые:
почему в телесводках звучит
зоной бедствия вся Россия?
* * *
Раньше все боялись ссылки…
Не дай, боже, угодить!
А сейчас все жаждут ссылки…
Чем бы френдам угодить?
Антей
Я всегда боялся высоты.
Редко-редко в небо поднимался.
А причины, в общем-то,
просты:
как Антей, к земле я
прижимался.
И земля дарила мне тепло,
словно кровь, переливала силу…
Сколько же в меня перетекло
счастья, что земля,
мать, носила!
А сегодня новый поворот,
я страшусь морского
погруженья;
и опять меня земля зовет
сил набрать для нового
сраженья.
* * *
Поэзия! Сгусток страсти.
Как тебя любит народ!
При советской власти
ты давала доход;
а сейчас лишь отчасти,
скорее наоборот.
То ли ты надоела власти,
то ль народ перешел
на фокстрот.
* * *
Как же быстро проходит
суббота!
Время льется из крана
струей.
Мне еще умирать неохота.
Я же крепкий, еще молодой.
Я смотрю на грядущие годы.
Капли времени – новые дни.
Не поймают любые уроды.
Не заманят в свои западни.
Цепкость эта заранее
лжива.
Лучше скрипка
и верный смычок.
Мне не станет наживкой
нажива,
не поймает трезубый крючок.
Градостроительное
Где сады на Садовом кольце?
Где чертог чернокнижника
Брюса?
Кто расскажет о страшном
конце
или полном отсутствии вкуса
у прорабов 20-х годов
и прорабов другой
перестройки?
Там и там повышали удой
и болтали о будущем, бойки.
Лишь полвека пройдет,
их сомнут,
будет праздник по-новому
начат,
а народу достанется труд,
хоть и в этом его одурачат.
Киноман
Как важна для организма
примесь неореализма!
Почему же киномасса
обожает Тинто Брассо?
Я не знаю, кто же лучше:
Пазолини? Бертолуччи?
Может, все-таки Феллини
победил в сей гонке длинной?
Иль Витторио де Сика
превзошел по части шика?
Отчего-то стал в загоне
интеллект Антониони…
И сегодня ген Италии
лишь ласкает гениталии.
Инфляция
Опять собаку мучит течка.
Лежит. Течет слеза
скупая.
В Москве подорожала гречка,
но все равно ее скупают.
Даю правительству наводку,
пусть дешевеет нефть
мгновенно,
повысьте цену вновь на водку,
ее раскупят непременно.
комментарии(0)