Забудь друзей, поздравь врагов

Заправил кровать, умылся, погладил кошку. Фото Андрея Щербака-Жукова

Соавтор беглой строки

Весна – не начало,

Весна - это сиквел.

Где слабый герой

обращается сильным,

где снег, в белизне соревнуясь

с манжетом,

тебе обнажает изнанку

сюжета,

где все повторится

и перевернется

под Марка Бернеса

и Георга Отса,

где будет студенчество

вечным, как пламя,

где ты никогда не бываешь

в онлайне,

ты – смесь конькобежца

с самим Иисусом –

(ходьба по замерзшей воде

как искусство),

растает старинный

сугроб переписок

и твой Ренессанс так

отчаянно близок,

что впору навстречу,

теряя рассудок,

разбавить собой

черно-белый рисунок

и хлопнуть дверями

из кризиса жанра

за рамки огромного

синего шара

туда, где ни главных,

ни второстепенных,

билетов,

дедлайнов,

хвостов и стипендий,

где на берегу пробужденной

реки

встречаешь соавтора

беглой строки.

Преисподнее лето

Дай нам слабости съехать

из вчера да в сегодня,

преисподне лето сменить

на Лето Господне.

Смелости окрестить

и наречь нашим

все то, о чем и на исповеди

не скажем.

Не любви на вес золота,

но наоборот –

на вес любви золотых широт.

Дай нам сил иногда

не думать чрезмерно много,

чтобы жить –

как переставлять

за ногою ногу,

безусловный рефлекс,

а не условные годы

твоей свободы, моей свободы,

любой свободы.

Пусть предлогом застыть,

замереть

и остановиться

будут не чьи-то ежовые

рукавицы,

а цветочные реки,

которые пахнут так, что

ощущаешь, что в них

не стыдно войти и дважды.

Не заканчивайся, все это,

не прекращайся,

самой ранней осенью,

самой лютой зимой,

пусть будет куда бежать,

но и куда возвращаться –

на дорогу, солнечную, домой.

Малая смерть

Каждый раз, просыпаясь ли,

выходя из дома,

говоря «Ну, давай, пока»

или «до свиданья»,

не замечаешь, что выглядишь

по-другому.

О тебе вчерашнем довольно

свежо преданье,

только ты умер там,

где сошел на перрон

с подножки,

где махал рукой, целовал

на прощанье в щеку,

где заправил кровать,

умылся, погладил кошку,

где за тобой задвинут

в двери защелку.

Ты, конечно, придешь домой,

и привет, и ужин,

и тебя с теплом встречают

как будто те же.

Даже будучи новым, ты снова

кому-то нужен,

пусть эта мысль хоть немного

тебя утешит.

А про тех,

для кого ты умер,

погиб однажды,

выходя из дома, пусть даже

с ними вместе –

толку лихом их поминать,

опускаться до

кровной мести –

что делить вам, рекам,

в которых не входят дважды?

Что ты, что они,

улыбнувшиеся в последний,

отвернувшиеся,

отвергнувшие, чужие –

ни у кого не получится жить,

как жили,

хоть и ходим по одному

и тому же свету.

Выходи из квартир, из сердец,

умирай, не бойся.

Вместо «я тебя очень

люблю»

просто «я тебя осень»

ставь.

Осень, малая смерть,

восклицательный знак

вопроса,

повторяемый путь

от крестика до креста.

Не надо

Что, если каждый

Новый год

Весь мир заковывает в лед,

Надежды гибнут в голове,

в подвалах – крысы,

следы друг к другу во дворе.

Все исчезает в январе,

из жизни словно выбегая

за кулисы.

А утром будет все с нуля,

и позовет тебя гулять

твой мир, что вновь готов

отдаться и открыться.

И дом, в котором ты жила,

сорокалетне-тяжела,

построят заново, и так же

будет зваться

Простыми цифрами двумя,

и не слетят «помилуй мя»

слезами с глаз, которым

заново шестнадцать.

Забудь друзей, поздравь

врагов,

поди рекой из берегов

из сердца вон да с глаз долой,

в словах размяться.

А под солоноватым льдом

тебе построят новый дом.

И ты научишься дышать

в нем не на ладан,

а не задумываясь про

гештальт, закрытый

как метро,

после периода полураспада.

И капельничная игла

убьет в крови антитела

той памяти, которой

больше быть не надо.

 Санкт-Петербург