Черная дыра на белом свете…

«Заявки наши под конец исполни... исполни хриплым голосом, певец…» (из стихотворения «Концерт Юлия Кима в Иерусалиме»). Фото из архива Зинаиды Палвановой

Где мои ровесники? Их нет.

Редко-редко одногодка

встретишь.

Поколенье не родившихся

на свет,

Черная дыра на белом свете

…

Проклинаю, славлю этот мир,

Где и катастрофы детородны.

Тысячи живых, горячих лет.

О судеб людских библиотека!

Вот идет История, и след –

След имеет форму человека…

«Навек провинциалка, полукровка», Зинаида Палванова родилась «за непроглядной Потьмой», в поселке Явас Зубово-Полянского района Мордовской АССР – центре системы Темлаг, где после отбытия срока остались ее родители. Мама работала в школе учительницей, папа, ветеринарный врач, – на местном конном заводе. Потом Подмосковье, деревня за 101-м километром:

Красивое чувство глубокой

печали –

Несбывшимся детством

пахнет оно…

«Отчего к спасенью эта страсть?» – спросит она себя спустя много лет, ставя в банку подобранные «сломанные ветки», «павшие цветы», умоляя их «выжить, расцвети» и заранее зная ответ:

Видно, в местности той

изможденной

Столько тьмы скопилось

в годы те,

Что любой ребенок,

там рожденный,

Был заначкой света

в темноте.

Видно, столько муки

неизвестной

Залегло навеки в том лесу,

Что бессмертье жизни

поднебесной

Я в себе нечаянно несу.

В Израиль уехала в 1990-м. «Первые десять израильских лет, – говорит, предваряя в одном из журналов подборку своих стихов, – прошли в тумане выживания… В новом веке принялась путешествовать… На сентябрь 2001-го пришлась первая поездка в Россию. В Израиле тем временем началась интифада. В Иерусалиме, где я живу с 1997 года, то и дело взрывались автобусы. Стихи, которые я писала в то время, израильский критик Михаил Копелиович назвал «актуальной лирикой».

Часть «актуальной лирики» – в разделе «Ближневосточный рейс (1990–2004)». Реальность трагического события подчеркивает конкретная дата, ставшая и названием, – «9 августа 2001 года»:

Теракт в центре Иерусалима.

Страна впилась в телевизоры.

Все экраны в крови.

Звонки телефонные –

один за другим,

Израильские, московские,

американские…

Как в день рожденья.

И – о Холокосте:

Завтра утром наступит

утро –

Утро Дня Катастрофы.

И все предсмертные вопли,

Сдавленные

в один-единственный,

Вырвутся мощно и ровно.

Три остальных раздела книги – «Рябиновый сад (1963–1989)», «Самая правдивая правда (2005–2017)», «Искусство пожилой ходьбы. Из новых стихов (2017–2018)».

С течением лет разговор о старости становится почти неотступным. Чтобы прийти к выводу:

Все правильно, все правильно

в природе.

Я принимаю жизни естество.

О Господи, лицо мое уходит,

Не удержать, не удержать его

Зинаида Палванова. Края судьбы – от Темлага до Иерусалима: Избранные стихи. – М.: Время, 2019. – 128 с. (Поэтическая библиотека).

Я помогу единственному чуду,

Подвластна мне единственная

прыть:

Я добрая старуха буду.

Иначе мне красавицей

не быть!..

Так или иначе преломляясь, тема смерти-бессмертия звучит от страницы к странице все настойчивее:

Однажды, как стрелу,

меня запустит

Незримая судьба.

Вопрос – куда?

Хочу прийти я к этому

без грусти.

Средь бела дня мне

подмигнет звезда…

Откуда-то пахнуло

базиликом.

Готовясь к смерти,

словно к торжеству,

Поющей нищей в городе

великом

Безудержно живу.

Еще одно:

Перед полетом дальним,

Перед исходом летальным

Делать лишь самое важное,

Пусть и не самое срочное, –

Вот постиженье отважное,

Вот поведение точное.

«Времен и чувств» распутывая «клубок», неторопливо, без суеты сшивая «края судьбы», перебирая в памяти все свои «виражи, куражи», «рубежи», поэт сохраняет верность своим мечтам и поныне. Картинки прошлого – в «цветной» неразберихе «снов» и наяву. Объяснение тому – тоже в стихах:

Под звездами, под потолками

По речке времени сплавляюсь,

А дневниками, как руками,

За дни прошедшие цепляюсь.

Хочу я вспомнить по порядку,

Чтоб затащить в свою

тетрадку

Все, что там было,

Пока тот цвет не позабыла,

Пока тот звук не позабыла…

В отличающихся «неслышным» открытым диалогом с самой собой и с тем, кому лирический двойник поэта доверяет свои строки, немало личного – в них «тайны бытия земного». Любовь, дружбы, измены, отношения с друзьями и родными. И – одиночество. Но вместе с тем стихи наполнены светом. Потому как:

Так вот моя главная страсть

На этом свете –

Сам этот свет.

Палитра выразительных средств Палвановой многоцветна. Здесь и красочные точные эпитеты: «Нагие худенькие мощи елок,/ И вдох, как елка, серебрист и колок»; «малахитова даль морская». И удивительно верно найденные метафоры: «Как цветущая вишня, компостер/ Лепестками осыпал меня…»; в горы «вонзит безжалостно» солнце «шпоры»; изморозь на виске друга, похожая «на морскую пену, кстати»…

Перечислять ее авторские емкие, философски настроенные оксюмороны можно бесконечно. Вот фрагмент «Концерта Юлия Кима в Иерусалиме»:

Заявки наши под конец

исполни –

Под шум дождя

и вспышки дальних молний,

Под стук уставших

молодых сердец,

Исполни хриплым голосом,

певец!

Безжалостно тебя

жалеет каждый.

Спой про коня,

про исступленье жажды!

Опять, опять заходится

душа...

Жизнь хороша, и песня хороша.

Насыщенные тонкой грустью или мягкой иронией, строки стихов нередко афористичны: «Не в потемках, а в потомках – предки…»; «Страсть старости – здоровый образ жизни!»

«Дни мои стремительно просты» – так скажет она же. Умение находить радость в неприметном, самом неброском отпущено немногим. Простые слова, словно отшелушенные от сора хлебные зерна, поэт слагает в рифмы и ритмы, задавая «верный тон». В «столкновении» этих простых слов неожиданно появляются новые смыслы.

Я – имущая и неимущая.

Что же есть у меня?

Жизнь сама – для начала…