Спроси у грека

Глобальное потепление

Тают антарктические льды

В мировой купели океана.

Вновь над Гоби – грозы и

туманы,

В Африке морознo – дохнут

львы.

Снегопадом давится Ташкент,

Словно пловом, – тошно

в непогоду.

В майке Новогоднее к народу

Зачитал российский

президент.

Коммерсант с Центрального,

якут,

Закупил чукотские бананы,

Есть у чукчей ездовые ламы,

Прямо к трапу сладкий фрукт

везут.

Только в Штатах – тишь да

благодать,

Колпаком Америку накрыли:

Белых нет, язык там суахили,

Правит вождь, он людоед

и тать.

Что же делать, милая, скажи?

Надоело кушать апельсины,

Хочется варенья из малины,

Елки бы, не пальмы, для души.

Потеплело лучше бы в сердцах,

Злобы поубавилось глобально.

На планете теплой

и печальной

Не было бы тюрем, войн и плах.

***

Когда весна, закончив 

акварель,

Швырнет сырые кисти в мрак

подвалов,

Я улечу за тридевять земель,

Подальше от телят

и от макаров,

От их свобод, затоптанных

в навоз,

От совести, оцененной

в дензнаках,

И от позора знать, что

кровосос

Дырявит властно шкуры

на беднягах.

Мне больше не пастись

и не пасти,

Не мучиться вопросом:

«Что же гаже?»

Останутся телята позади

С макарами бессменными

на страже.

Таксист‑басмач помчит

в аэропорт,

Победно протрубив: «Салям

алейкум».

Я проступлю, заляпав

натюрморт,

Cквозь облаков небесную 

побелку

На глянец заграничного 

листа, –

Запечатлюсь чужую речь 

коверкать.

С меня стечет святая

простота

Как с гуся прочь – легко

по здешним меркам.

Телята хором хмыкнут: 

«Повезло».

Макары затаят обиду в теле...

… но скоро память встанет

на крыло

И повернет обратно

к акварели.

***

От рифмы к рифме – мимо

рва

В конце строки и ям цезуры,

Бегут цепочками слова –

«Матросовы» на амбразуры

Злой бездуховности моей,

Русскоязычия и лени.

Любил я с молодых бровей

Метафоричностью солений

Заесть бурлящую бурду –

Коктейль из Бродского 

и Лорки,

Что лил в глаза на зависть рту

До самых тайных недр 

подкорки.

Частенько снился мне Эзоп

И сандалетом жал на жало:

«Кодируй, дурень, каждый троп,

Животных на земле немало.

Иначе – пифий не копти,

Ты со скалы не будешь сброшен

И не взлетишь в конце пути

По чресла в почве, грязный ошень».

(Вот так с акцентом

и сказал.

Hе веришь мне, cпроси 

у грека.)

Я жало жалкое поджал,

Чтоб в гаде видеть человека.

Оммм

Созерцая с обрыва природы алтайской убранство,

Насыщая эфир энергетикой праведных дум,

Воплощением птицы, 

застывший в тантрическом трансе,

Не по‑русски бормочет «ом мани», потом – «падме хум».

Сострадательный Будда,

прикинувшись утренним

ветром,

Шевельнет его волосы теплой и мягкой рукой.

Открываются чакры – дороги в душевные нед ра,

И космическим странником бродит по чакрам покой...

Ей придется одной на горе этой ставить палатку,

Долго хворост таскать, на кореньях настаивать чай.

«Только б он не упал, – колбасу поедая украдкой: –

Бес попутал меня с чудаком прилететь на Алтай!»

Оренбург