Впустить зверюшку стужи

Борис Романов. Вера ветра: Стихотворения.– М: Кругъ, 2019, 132 с

Книгу встречают по обложке. Книгу ценят за стихи. Пастельная лирическая интонация обложки полностью соответствует настроению «Веры ветра» Бориса Романова, объединившей в себе стихи 2015–2018 годов. Стихи опираются на реальную почву дорог, троп, полей, берегов, принимают в себя ветер, дождь, снег, волны, облака, отражают их фактуру, форму, цвет. Автор бережно и умело работает с инструментами выразительности.

Каждый из четырех разделов – «Выше лестницу», «Вера ветра», «С нижегородского острова», «Восьмистрочья» – предстает блокнотом с тематическими зарисовками и набросками. Особое искусство – в быстром рисунке схватить существенные черты действительности или памятные образы и точно перенести на лист, остановив мгновение. В нескольких штрихах создана пространственная картинка, которую легко дорисовывает воображение.

Вошел, впустил зверюшку 

стужи

и к печке жмусь – плечо в мелу,

под каждым валенком по луже

мерцать оставив на полу…

Нет чрезмерности, избыточности. Во всем благотворное чувство меры. Сбалансированы фактура и акценты. Наравне с цветовыми штрихами в стихах работают точные детали: «… О хриплом заговоре гроз,/ о красных лозунгах заката» («Пойдем смотреть на облака…»), «Зубчато в улицах, взлохмачено в лесах…», «…Случайной встречи, дождь слепой./ Зеленоглазое прозрение…» («За скосом крыши вижу радугу…»).

Соединение в одном стихотворении образов и понятий различного масштаба, различного достоинства и значения усиливает контраст, напряженность восприятия, показывая неохватность жизни, ее макро- и микромиры.

Погасла улица, но занялась 

луна.

Дрожит береза, 

как утопленник, бледна,

лазурно‑черная листва 

в мертвящем блеске.

Мне, созерцателю, достаточно 

окна.

Я рад мечтательно 

раздвинуть занавески,

услышать голоса, и шорохи, 

и всплески.

Рябит стекло на кухне, ночь, 

искря, плывет,

наш город на горе рассыпался

огнями,

но тени решетят полегший

огород,

где райской яблоней ветвится 

над тенями

прошедший век, давным‑давно

опавший год,

а падалица дней горит 

в компостной яме.

Книга богата цветом. Интенсивный открытый цвет дополняется сдержанным, который опытные художники получают из нескольких простых при точно выверенном их соотношении. Живописная составляющая есть практически в каждом стихотворении. Она придает настроению особый эмоциональный оттенок, усиливая или приглушая его. И по тому же принципу, по которому получается на палитре художника сложный цвет, в стихах из противоречивых порывов и разномасштабных деталей складываются отношения, чувства, переживания, отклики.

Вокзал облюбовало 

одиночество,

какого нет в лесу и у воды.

К мирам иным уже уводит 

отчество

и праотцев межзвездные следы.

Но, окликая каждого по имени,

родных отыщешь, близких –

никогда,

и небеса, казавшиеся синими,

белесо помутнеют, как вода,

где мимо потекла листва 

лиловая,

кружась, чернея, устилая дно.

Поплыл перрон, и не расслышал 

слова я

отцовского – заклинило окно.

Эпизоды сегодняшнего быта пересекаются с историческими событиями, частная жизнь человека вписана в очертания той среды, где она протекает, – двора, улицы, города, страны. И как это всегда случается с настоящим поэтом, в некоторых стихах он исчезает, оставляя только свое отношение к тем значительным событиям истории, которые равновелики для каждого.

В пристрелянные прусские 

лески

заброшены на подвиг 

по приказу,

тот у болота, этот 

у реки –

они легли. Их вспомнили 

не сразу.

Не каждому достался обелиск.

Кому‑то – ни могилы, 

ни медали.

Но вечного забвенья страшный 

риск

они тогда в расчет 

не принимали.

Новая книга Бориса Романова необычайно цельная. Присутствие безграничного многопланового пространства угадывается в каждой зарисовке, сделанной с той живописной мягкостью, которую позволяет достичь только работа с пастелью.