Сельди вместо сэндвича

Михаил Зенкевич, Леонид Мартынов и Карл Сэндберг на дружеской вечеринке в ЦДЛ. Лето 1959 года. Фото из архива Сергея Зенкевича

Когда показывали сериал, уточняет Лаврентьев, Интернета не было. Но теперь‑то есть, разобраться, где чье, несложно, хватило бы добросовестности. И вообще эти стихи (как любые прочие) имел право перевести всякий пожелавший. Но Зенкевич был и неоспоримо останется первым и главным переводчиком Сэндберга: «Джаз‑фантазия», «Шляпы», «Небоскреб», «Потерян», «Тень человека со сломанными пальцами» – проверенная временем классика жанра. В старости поэты повидались, остались друг другом довольны.

Порицая скопом оба упомяну тых перевода, Лаврентьев возмутился, зачем Зенкевич превратил «Baby Toes» («Пальчики-малютки») в «Детскую песенку». А почему «Сэндвич без майонеза» («This Sandwich Has No Mayonnaise») Сэлинджера стал у нас «Сельдями в бочке»? Почему пьеса Фицджеральда «Овощ» («The Vegetable») сделалась «Размазней»? Художественный перевод не букварь, провизорская точность – валюта подозрительная. Справьтесь у грузин, много ли общего между заветным шедевром Бараташвили и странными строчками Пастернака про «цвет небесный, синий цвет» и «голубого не отдам».

У Лаврентьева нельзя понять, кому он пеняет – Сэндбергу («его стихи малоинтересны»: о трехкратном призере Пулицера, сиречь штатовского Нобеля! ) или Зенкевичу («нечто заурядное, если не вовсе бездарное»). 

А этой репликой хочется спонтанно почтить 60‑летие визита Сэндберга в Москву (лето 1959 года).