Виват, Москва дождливая...

«Витю видел? Витю видел?» – любят птицы повторять. Фото Владимира Захарина

В вагоне

Чуден вечер на закате,

если ты лелеешь цель…

Тимирязевская… Катит

снова поезд сквозь туннель.

Простучат колеса дробно…

Их послушать недосуг.

Хоть и властно, и подробно

долетает перестук.

Слышатся порою стоны,

драка или же возня…

Словно бусинки, вагоны

тянутся, слегка дразня.

И, следя за этой нитью,

чтоб не потерять лица,

я, участник тех событий,

не прибавлю ни словца.

Снег в апреле

Ни к чему нам птичьи 

трели,

если в мире произвол,

если снег в конце апреля

неожиданно пошел.

Вот он сыплет белой 

крупкой,

тут же тает и опять

падает настолько 

хрупкий,

что в совочек не собрать.

Ветрено. Похолодало.

А, считай, зима прошла…

Мне не то чтоб снегу мало,

просто хочется тепла.

Или теплоты душевной,

окончания войны,

и тогда скажу, наверно:

трели все-таки нужны.

Подарок

Мне бы честь сохранить 

без помарок,

и еще лет пятнадцать 

прожить…

Каждый год – как нежданный

подарок,

научился я время ценить.

Здесь запомнил объятья 

просторов,

полюбив бесконечно сильней

соболиные шапки соборов

и могучие стрелы церквей.

Там увижу воздушные ямы

и зари заливные луга;

и по-прежнему буду упрямо

сокрушать неземного врага.

И ломать свое счастье 

на части,

занят поиском сказочных

мест;

подарила мне бабушка 

счастье,

на прощанье оставила крест.

Золотой, но не в этом удача,

и надежда уже не слаба.

Вспомнил бабушку, 

как она плачет…

Золотой оказалась судьба.

Каждый год – как нежданный

подарок.

Научился я время ценить.

Мне бы честь сохранить 

без помарок

И еще лет пятнадцать 

прожить…

Весенняя экзотика

Москва. С дырявым зонтиком

я вышел из дверей.

Весенняя экзотика.

Смотри, не озверей.

Иду, насквозь промоченный.

Не уберег виски.

И сильно озабоченный,

что мокрые носки.

Пускай пора дрожливая,

я говорю меж тем:

виват, Москва дождливая,

счастливая совсем!

Идут пускай бульварами

с зонтами москвичи.

Деревья шароварами

мелькнут сквозь кирпичи.

Пусть небо давит тучами,

пусть дождик льет и льет,

пусть ветер рвет и мучает,

не запугать народ.

Опять с дырявым зонтиком

я побегу с утра.

Весенняя экзотика.

Счастливая пора!

Одуванчики

Все метафоры обманчивы.

Смысл о переборки тычется.

Так поляны одуванчиков

словно мелкая яичница.

Начался денек по-летнему.

Манна с неба так и сыплется.

Только вот желтками этими

вряд ли зрение насытится.

Жизнь кроит мазками 

смелыми.

Осень – главная художница.

Знать бы – шариками 

белыми

лет семян когда продолжится?

Утро

Банальнейшее утро

среди обычных утр.

Я верю почему-то,

что вечером нальют.

Что встретят по старинке

давнишние друзья.

Такая вот картинка

земного бытия.

Я верю почему-то,

что вечером салют.

Недаром это утро

среди таких же утр.

Готовься, друг, заране

с товарищами пить.

Наверное, этой ранью

роскошно замутить.

Пусть солнце сыплет пудру

на чистый перламутр

и выделяет утро

среди обычных утр.

Длинноты

Все короче пишу. Все короче.

Дело к ночи, конечно же, 

к ночи.

Вечной ночи. 

Уже запредельной.

Где не нужно совсем 

колыбельной.

Все ошибки твои подытожат.

Тихо в землю сырую положат.

Улыбнешься – куда уж короче?

На табличке одно многоточье.

Нету имени. Возраста нету.

Просто спать ты уложен 

в планету.

Что летит по извечной 

орбите.

За длинноты меня извините.

А казалось – писал все короче.

День закончен. Приступим же

к ночи.

В вечный сон я не очень-то 

верил.

Темноту, видно, Мебиус клеил.

Кукушка

Иду по тропинке послушно,

ботинком раздвинув траву.

Мне вновь сообщает кукушка

о том, сколько лет проживу.

Начнет. Перестанет. 

И снова

старается лет добавлять.

Мне верится, птица готова

полдня куковать, куковать.

Что кричат птицы

Мне на даче славно спится.

Всем доволен я вполне.

Что кричат под утро птицы,

довелось расслышать мне.

Я нисколько не в обиде.

Зафиксирую опять.

«Витю видел? Витю видел?» –

любят птицы повторять.

Где? Когда? Какого Витю?

Может, все-таки меня?

Приезжайте. Поглядите.

Хватит светового дня.

Братство в самом чистом 

виде.

Быта мутная струя.

«Витю видел? Витю видел?» –

гордо повторяю я.

Стоны плоти

Я не буду, как птица, таиться,

хоть сбежал я из клетки своей.

Две недели провел я в больнице,

а вернее – одиннадцать дней.

Мог слетать бы на Кубу 

и в Чили,

а потратился на докторов.

Уж лечили меня, так лечили,

и сейчас я почти что здоров.

Беспокоит какая-то малость,

что такой я дурной индивид.

И прислушаться часто 

стараюсь,

где-то колет, а где-то болит.

Как же: 70 – это не шутка,

все ровесники квасят в раю.

Ну, а мне предоставлена 

«утка»

и лежба у судьбы на краю.

Улыбнусь иронично и кротко.

Сердце бьется устало в груди.

Стоны плоти, конечно, 

не тетка,

да и я не племянник, поди.

Я качаюсь в троллейбусе ловко,

я доволен судьбой… Боже мой,

скоро будет моя остановка.

Вот и все. Я приехал домой.