Дмитрий Нутенко Мне нужен бифштекс с кровью, а не километры рифмованного вздора, жестоко пошутил когда-то Евгений Винокуров. Что ж, в каждой шутке есть доля шутки. Наверное, правда, все мы, читатели стихов, – немножечко вампиры, все любим вкус чужой крови и все немножко негодяи, старающиеся избежать собственной боли, даже когда боль эта даруется небесами.
Но я хочу сказать о стихах Зои Межировой.
У нее свой почерк, свое видение мира. И присутствует в них вкус крови, который любил в свое время смаковать Евгений Винокуров, а теперь любим мы, вечноголодные потомки упитанных старинных вампиров по какой-то побочной абстрактно-поэтической линии.
Какая-то старинная культура речи ведет ее, подсказывает образы, не дает сбиться.
Точный слух, различающий между другими голосами «голос Музы еле слышный», волнующие напевы жизни. Остающиеся в душе стихи. Стихи, которым чужд фальшивый блеск грандиозных обобщений.
Признаюсь, мне как читателю не всегда близки великие темы и столь же великие умозаключения, которые, по-моему, довольно часто бывают и неточны, и сомнительны даже у прекрасных поэтов. Да и не только у поэтов, кстати. Я иногда думаю: может, и лучше, что у Зои Межировой их нет.
Камерная в хорошем – бунинском – смысле поэзия мне как-то все более по душе с годами становится. Ну вот это хотя бы стихотворение Зои Межировой – как оно замечательно:
Окрик и свист... И мгновенно
в сыреющем мраке
Шелест по листьям
откуда-то мчащей собаки.
Дальний фонарь. И теней
мутноватый клубок.
В час этой мертвой,
пустынной, безлюдной
прогулки
Снова промчалась в осенней
ночи переулка,
Вихрем свободы и верности
встала у ног.
Сад опустел. И костры
по дворам отгорели.
Странные теплые
перед зимою недели.
Окна желтеют, и голые сучья
черны.
Отсветы стылой воды
на дороге у края.
Что-то не ладится. Дней
этих не понимаю.
Впрочем, не вижу ничьей тут
особой вины.
Дальше идем и по влажному
долгому следу
Тянем опять молчаливую
нашу беседу
Темной прогулки сквозь дождь,
моросящий тайком.
Произносить все слова
ни к чему и напрасно.
Знаешь, наверное, всё. Оттого
и безгласна.
Сад. Переулок. И тающий
призрачно дом.
Снова свищу. Подбегает.
Ошейник на шею
Вновь надеваю, того и сказать
не умея,
Что этот мудрый
и пристальный взгляд
говорит.
Тянет на мокрую землю, где
запахи млеют.
(Как эта ночь по глубоким
дворам цепенеет...)
Лижет холодную руку,
зачем-то жалеет.
И по асфальту к подъезду
легко семенит.
«Хорошо бы собаку купить», – мечтал когда-то Бунин, сидя у своего камина. Не такая ли преданность и дружба пригрезились ему тогда?
Помните, Окуджава сказал:
Это пестрое, шумное,
страстное нужно с рассвета
и затемно
собирать, и копить, и ценить,
и хранить обязательно,
чтобы к ранам (вот именно)
к свежим (естественно)
их приложить...
если свежие раны, конечно,
вы успели уже заслужить.
Да, все так. И вот эта простая вроде бы прогулка с послушной собакой, вдруг так чудесно зазвучавшая в стихотворных строчках, – она... ведь это загадка. Никто ведь не знает, к каким ранам это было приложено, какая боль их музыкой исцелилась.
Был и этот парк юрского периода у Зои Межировой, было трудно, почти невозможно дышать:
И воздух встал, ощерясь,
на дыбы,
И тяжко неуклюже повернулся,
Как динозавр, уродливо ленив,
Бесшумно преградив собой
дорогу.
И стало совершенно
непригодным
Для жизни после этого
пространство.
Сместилось что-то в нем,
и вот ни шага
Уже не сделать и не продохнуть.
Чужбина. Это медленное слово,
Как серых неотесанных камней
Завалы от недавней
катастрофы...
И все-таки парк этот уже пройден, теперь он позади, так мне со стороны представляется. Теперь полегче, и само пространство стало добрее. И хотя «Любовь Камен с враждой Фортуны – одно», – как считал Баратынский, богини пенья – Камены к Зое Межировой остались благосклонны. Это видно по ее стихам. Хочется пожелать ей новых, таких же прекрасных.
комментарии(0)