Строчек сиреневый гул

Вещая птица Сирин в темной ночи поет… Виктор Васнецов. Сирин и Алконост. Песнь радости и печали. 1896. М., ГТГ

Кто бы сомневался, при всей легкости жанр не из легких – я о стихах – посвящениях литературным собратьям. Даже у великих поэтов они далеко не всегда вровень с их поэтическими взлетами. Взять хотя бы двух гениев русской поэзии прошлого века; кто из них гениальней – еще вопрос, на который пытался найти ответ Аверинцев (в пользу Мандельштама), но гений Мандельштама отдыхал на таких стихах на случай типа душевной релаксации, зато Пастернак не давал своему взмыленному коню – ну, тому, что крылышкует, – никакого роздыха. «Что мне сказать? Что Брюсова горька/ Широко разбежавшаяся участь?/ Что ум черствеет в царстве дурака?/ Что не безделка – улыбаться, мучась?» или «Мне кажется, я подберу слова,/ Похожие на вашу первозданность./ А ошибусь – мне это трын-трава,/ Я все равно с ошибкой не расстанусь» – это Ахматовой, а Пильняку все три строфы – высокой пробы: «Иль я не знаю, что, в потемки тычась,/ Вовек не вышла б к свету темнота <…>/ Оставлена вакансия поэта:/ Она опасна, если не пуста».

Классиков упоминаю не для сравнения, но токмо, чтобы поместить стихи-посвящения Зои Межировой в родную стихию – в жанрово родственный контекст. И то правда, многие ее стихи не скажу олитературенные (не книжные!), скорее окультуренные со знаковыми и значимыми именами – от Смелякова и Слуцкого до Гейнсборо и Барышникова и, само собой, Александра Межирова. Этим, понятно, диапазон поэзии этого утонченного, медитативного, нюансированного лирика тютчевско-фетовского толка не ограничен, но и эти базовые качества в помощь ее стиховым посланиям, суть которых – психологическое и душевное проникновение в тайну чужого творчества. То есть эти ее «посвящения» не случайны, но органично возникают из ее индивидуальной поэтики. В каком бы амплуа она ни выступала – пейзажистом, рассказчиком или эпистолистом – она остается самой собой: Зоя Межирова.

С лицом, оплывшим

Cвечным нагаром,

Ты кажешься старым.

Но я-то вижу

Cквозь дней отдышку

Того же мальчишку.

Морской пират,

Мушкетер, раскольник,

Застенчивый школьник

В тебе сошлись,

Без труда совпали,

Другими не стали.

И силы ярость

В душе все та же,

Раденья на страже, –

Под низкой лампою 

в кабинете –

Сладчайшие сети…

Вот ведь какой узнаваемый дуалистичный портрет старого и не стареющего когда-то «кумира нации», написанный за несколько лет до его смерти, что не было бы нужды пояснять знатокам, об ком речь, если бы в параллель Зоя Межирова не написала несколько мини-эссе о Евтушенко. То же самое с другими ее моделями – будь то Игорь Шкляревский или Владимир Соловьев (не тот, что москвич, а бывший москвич и питерец, ныне ньюйоркец). Вот признак, по которому узнаваем настоящий поэт: проза и стихи – в частности, вот эти посвящения и рецензии Зои Межировой не столь различны меж собой – написаны в одном метафорическом и метафизическом ключе. В тех и других «предстояния ума в сердце», заимствую из позапрошлого века, у епископа Феофана.

Как и выше означенным адресатам, Зоя посвятила мне два стиха – не знаю, какой лучше. В отличие от других адресатов, мы с ней «в личку» незнакомы, хотя жили когда-то в Москве, а теперь живем в Америке, пусть и в разных концах: я на Атлантике, а она ближе к Тихому океану. Однако и не только путем взаимной переписки, пусть и весьма интенсивной, но и на деловой, я бы сказал, соавторской основе. Однажды мы с Леной Клепиковой и с Зоей Межировой сочинили полемический триалог, в котором я держал оборону от двух этих прекрасных во всех отношениях дам – он был напечатан в СМИ и вошел в нашу с Леной книгу «США pro et contra. Глазами русских американцев». В других наших и моих сольных книгах, которые в последние годы шли потоком в московском издательстве «РИПОЛ классик», Зоя принимала активное участие – как поэт, прозаик и переводчик. В одной из них есть отсек с посвящениями авторам – от Евтушенко и Слуцкого до Кушнера и Бродского. Последний был большим мастером эпистолярного жанра – и в серьезной поэзии (к примеру, его «Письмо в оазис» чуть ли не единственный эрегированный стих в поверженной горизонтали его поздней стиховой продукции), и в стихах на случай, из которых «Лене Клепиковой и Вове Соловьеву» – одно из лучших. Говорю не как адресат, а как литературный критик и бродсковед. Особенно последняя строфа:

К телам жестокое и душам,

но благосклонное к словам,

да будет время главным 

кушем,

достанется который вам.

И пусть текут Господни лета

под наше «Многая вам лета!!!»

Так вот, в этом турнире, который я устроил в разделе посвящений, стихотворение Зои Межировой выходит победителем. Судите сами (вынужденно привожу в сокращении, зато с эпиграфом):

Первоначально строка значило «укол».

Из словарей

Володя мой Соловьев,

Флейта, узел русского языка,

Бесшабашно-точных

Нью-йоркских рулад соловей,

Завязывающий Слово 

в петлю,

От которой

Вздрагивает строка,

Становясь то нежней, 

то злей.

…Пейте живительный

Горький напиток,

Дивный язык

Далекой бездонной

На время канувшей

В топи сказок

Или исполнившихся

Предсказаний

Сонной покорной страны.

Там травы благоухают

И веют отравой,

И выходы из потерь

Почти уже не видны.

Но все еще

Вещая птица Сирин,

Властительно в темной

Беззвездной ночи поет

И призывает

Над материками

Необозримый,

Незримый,

Неутолимый

Строки

Победный полет.

Стиховые эти эпистолы Зоя Межировой точны и проникновенны на личном, инстинктивном, по наитию, рискну сказать, на сопереживательном и сострадательном уровне. Благодаря чему она улавливает в своих литературных коллегах черты заветные, скрытые, глубинные, таинственные. Еще в них есть пиарный подсказ читателю. Сужу опять-таки по себе. Прочтя ее посвящение Ярославу Смелякову, я пожалел, что упустил его поэзию, как-то она прошла мимо меня. Зато благодаря Зоиному «посланию» Игорю Шкляревскому – «Медленный ветер уснул./ В лучших стихах ты Катулл./ И наплывает в пространстве/ Строчек сиреневый гул./ Это вобрали они/ Сумерек влажных огни,/ К трепету птиц приникая,/ Всполохам чутким сродни», – я заново перечел его старые стихи и прочел новые, а заодно его самобытную прозу.

Сокровенные, сердечные, трепетные (в кьеркегоровом смысле, но без страха – бесстрашные), эти послания выходят за пределы портретных характеристик «с натуры», и я вижу их разбросанными в очередной книге стихов Зои Межировой. Однако среди публикаций этих «посвящений» – от «НГ-Ex Libris» до «Дружбы народов» – нахожу вдруг в «Зарубежных записках» несколько таких посланий – Евтушенко, Шкляревскому, Соловьеву, объединенных в цикл. Мысленно сопрягаю «Посвящения» с рецензионной и портретной прозой этого автора и вижу, вижу ее будущую книгу.

Прошу прощения, Зоя, за вмешательство в творческий процесс.

Нью-Йорк (США)