Кира Сапгир Русская литература отличается от иных (не считая, пожалуй, английской) тем, что поэзия занимает в ней достойное место, вне зависимости от места сочинения стихов. И это доказывает четырехтомная антология «100 лет русской зарубежной поэзии», выходящая в издательстве «Литературный европеец» (Франкфурт). Автор проекта Владимир Семенович Батшев – русский писатель, поэт и прозаик, один из отцов-основателей неформального литературного общества СМОГ, существовавшего в 60-е годы XX века. Всего будет выпущено четыре тома. Три уже изданы. Каждый вышедший том хронологически посвящен поэтам одной из трех «волн» русской эмиграции – от Цветаевой до Цветкова. Готовится к печати таинственный четвертый том, в котором будет представлена русская зарубежная поэзия XXI века.
Первый том «Русского безбрежья» посвящен «великому исходу» 20-х годов, после окончания Гражданской войны. В нем представлено 200 поэтов на 724 страницах. Во втором томе отражено творчество второй волны эмиграции. Это бывшие военнопленные и другие «ди-пи», перемещенные лица, оставшиеся за рубежом после Второй мировой войны. Урожай стихотворцев там менее обильный – 60 поэтов на 512 страницах. Третий том, насчитывающий 120 имен, расположившихся на 555 страницах, посвященный третьей волне, вышел в июле. И предмет настоящей заметки составляет именно этот том антологии, ибо на его страницах представлены наши современники, населяющие русский беженский Парнас.
Обложка третьего тома напоминает сетчатый узор стрекозиного крыла. Под обложкой подлинный Ноев ковчег, до краев груженный поэзией. В числе «пассажиров» поэты со всех пяти континентов и из всех стран и городов «рассеяния» – от Парижа до Нью-Йорка, от Тель-Авива до Торонто и Манчестера... В мире поэзии этого тома – невероятная чересполосица взглядов, шифров, намеков, сарказмов, политической ангажированности в одном флаконе с лирикой. Здесь бок о бок громокипящие имена, голоса от колоратуры до баса-профундо и приглушенные, но звучащие чисто, без фальши.
«Лицом к лицу лица не увидать/Большое видится на расстояньи», – писал Есенин. О третьей волне писать трудно. Нет временной дистанции, как с первой и второй. Но при этом там особенно интересно находить истоки и извлекать корни. В сборнике представлены петроградские «ахматовские сироты» (Иосиф Бродский, Дмитрий Бобышев, Лев Лосев), с одной стороны, и московские «пастернаковские пасынки» (Юрий Кублановский, Леонид Чертков) – с другой.
Но это все столичные творцы. А у провинциалов, влившихся в пестрые нестройные ряды третьей волны, заметно влияние Евтушенко и Вознесенского. Например, наугад: «Но родину мне все равно не покинуть/ Ее территория русский язык», – это заокеанский оренбуржец Виталий Бернштейн. Если после Пастернака каждый поэт худо-бедно может писать хорошие стихи, то у наследников обэриутов лидируют формальный поиск, гротеск, алогизмы, сдвиги – от иронической издевки Лосева вплоть до сведения к откровенному абсурду у Саши Соколова, Генриха Худякова.
Листая тома антологии, вспоминаешь слова знаменитого эмигранта Василия Аксенова: «Культурная эмиграция всех трех волн, по сути, служила и служит мировым целям, мировому сообществу. Она способствует популяризации русской культуры. Благодаря ей русская культура приходит к своим духовным братьям, являясь частью именно европейской культуры». Увы, невозможно в одной отдельно взятой заметке процитировать всех. Но при этом во всей многотомной антологии «100 лет русской зарубежной поэзии», как в зале вечности, места не нумерованы и все ряды – первые.
Антология будет презентована на Франкфуртской международной книжной ярмарке 11–15 октября 2017 года.
