Карта и календарь

Вероника Долина. Зеленое платье. – М.: Время, 2016. – 176 с.

Если бы меня спросили, что делает поэт, то ответ, вероятно, озадачил бы многих: смотрит. А между тем поэты фиксируют мир, они – черный ящик нашего нерукотворного космического корабля. Каждый из них – сканер, и чтобы выполнять свою работу, им нужно двигаться. В том числе буквально – путешествовать. «Бездомные – мы часть других миров», – говорит об этом в своей новой книге «Зеленое платье» объехавшая с концертами полсвета поэт и бард Вероника Долина.

Название продиктовано ссылкой на творческое состояние: «Надену зеленое платье –/ И слышу мои голоса». Мужчина озаглавил бы сборник «Карта и календарь». И даже не потому, что относится к платьям гораздо спокойнее. Так диктует сама логика книги – она построена как стихотворное описание путешествий автора (и по двору, и по миру), разделенное по временам года. «Только это имеет значение –/ Только карта и календарь». Однако авторский вариант усложняет и, как ни странно, облегчает конструкцию. Дыхание женственности сглаживает углы и расширяет нам сектор обзора.

«Дневниковый режим» книги (сюда вошли «свежайшие стихи 2014–2015 годов») сочетается с высоким качеством поэтических текстов. Я насчитал 14 стихотворений, которые могут претендовать на такое сильное определение, как «шедевр». И среди них два («Черт его знает, чего там случилось…» и «Жизнь есть плаванье, приключение…»), которые, на мой взгляд, являются таковыми без оговорок. Для небольшой книжки это очень много.

Мир Вероники Долиной открыт, уютен и непредсказуем. Россия, Франция, США – какая разница? «Кто любит, тот и жить нам позволяет». Поэт разносит любовь по свету, как волшебный вирус, отличающийся характерной неприхотливостью:

Мной манипулировать легко.

Для меня, как Золушки, 

событье –

Если за стеной, недалеко,

Не идет пока 

кровопролитье.

Как и все живое, стихи Долиной – сплав трудносовместимого, в том числе доброты и критического взгляда. Россия, россияне авторским теплом не обижены, но ничуть и не приукрашены. Демонстрируя равнодушие как максимальную степень лояльности к «отдельным недостаткам», поэт проговаривается о главном: «Всегда мне было все равно:/ Их брежневы и их хрущевы./ Их теплостекловолокно,/Их непотребные трущобы/ …Всегда всё это было ЖУТЬ./ Но только не живые люди». Люди – главное, что волнует поэта. Он смотрит на них, как в бездну, а она – в него: «И чую, как проводит по затылку/ Мне взглядом – добрый русский человек».

Внимание к людям показательно сочетается с ясно выраженной, растущей и нелегко переживаемой автором дистанцией по отношению к большинству. «Не видимся все и не любимся,/ Друг другу в лицо не глядим». Вот она – «предгрозовая» примета сегодняшнего времени, проверяющая поэта «на разрыв»: естественная потребность быть с народом и понимание моральной, социальной незрелости слишком значительной его части.

Каждый из современных поэтов решает это противоречие по-своему, и мало что так откровенно обнажает внутреннюю суть художника, как данный выбор. Кто-то принимает «общие веяния» целиком, со всеми мерзостями, и сливается с пейзажем. Кто-то остается собой и невольно тянет своих читателей вверх, сразу же ощущая всю болезненность этого положения. Долина явно тяготеет ко второму пути, который, как всякое верное решение, неидеален, но перспективен. «Когда вывернут мне руки,/ По дороге волоча,/ Не смогу исторгнуть звуки,/ Палачей не сволоча…/ Вот тогда придут на помощь/ Слесарь мой, механик мой./ И подкоп пророют в полночь,/ Чтоб бежала я домой».

Важным свойством мироощущения Долиной является и склонность к сомнению – еще один признак интересного. Свобода и сомнение обычно дружат. (Не меньше, чем всякого рода преграды с безоглядной уверенностью.) «Да, не очень понимаю,/ Хоть пытаюсь передать./ Но платочек вынимаю/ И – готовлюсь зарыдать».

Плакать есть от чего, ведь где-то, наверное, есть место куда добрее и милосерднее, чем то, где мы живем («Вижу мир, где журчат соловьи,/ Где стрекозы в полете плодятся»), но к нему автор вместе со всеми только идет, путешествует. Карта, календарь. И поэт как связующее звено. Скитаясь в пространстве, он объединяет современников и говорит с теми, кто еще не родился.