Андрей Недавний  |
| Слова – это автопортрет в пыльной раме...
Фото Екатерины Богдановой |
***
Для того чтоб сходить с ума,
и ума-то совсем не надо.
Ночью улица так нема
за забором пансионата.
Полумесяца острый серп
подрезает верхушки елей.
И пейзаж заунывно сер,
несуразен как укулеле
В этом месте, где старики
утром-вечером процедуры
Принимают, где марш-броски
от сестры до регистратуры.
И холодная эта зима –
так строга,
как Аппассионата.
Для того чтоб сходить с ума,
и ума-то совсем не надо.
***
На небе прогрызает
мышь-полевка
В луне большую сырную дыру.
Идет убогий, и в руке веревка,
Он ею, как лассо, пленяет мглу.
И вот уже рассвет двумя
ногами
Встает над степью, брызжет
на холмы.
И облака – большие оригами,
Изогнуты причудливо в дымы.
***
Что останется там
за спиной –
Бугорки, деревца и погосты.
Мы, рождаясь, уходим в иной
Мир, согласно всевышнему
ГОСТу.
Вот и ты свой счастливый
билет
Разжевал и запил горькой
водкой.
Ничего не попишешь вослед,
И теперь-то ты знаешь,
что вот как
Остывают обиды и боль,
Огонек глаз и сердце
в придачу,
И дурманит, что тот
гоноболь,
Оставляя лишь память
на сдачу.
И теперь-то ты знаешь почем
Дым отечества, холод
тумана.
Запечатано сургучом
Письмецо, и торчит
из кармана.
***
Шаркнет ножкой у подъезда
Летний вечерок.
И пойдет, куда глаза,
Девочка Суок,
Будто кукла заводная
С бантом в волосах,
Обо мне не вспоминая,
И с тоской в глазах.
Ну а я, как ветер вольный,
Дую тихо вслед.
Мама, мама, дорогая,
Мне 15 лет.
***
Вечера теперь теплы,
На замок мой рот.
Пьет чаек из пиалы
Маленький эрот.
И глаза его грустны,
Подбородок кисл.
Я, доживший до весны,
Как ирис «Кис-кис» –
Размякаю и молчу.
Думаю о том,
Что любовь не по плечу,
Что любовь – фантом.
Что теперь такие сны
Будут навсегда,
Скоротечны и нежны,
Словно слово «да».
***
Что понимают люди
в тишине,
Когда их слез никто другой
не видит? –
Что жизнь, увы, не пишется
вчерне,
Она есть чистовик.
Любой эпитет,
Хороший ли, плохой,
все – суета,
Не стоящая замысла вопроса.
Людей прельщает
в людях простота,
Которая дается так
непросто.
И вот, когда идешь
из тишины,
В помарках весь, с уставшими
глазами,
Ты видишь мир,
как призрачные сны,
Добро и зло меняя полюсами.
***
На несколько слов станешь
старше за вечер.
И люди, которых ты втайне
любил,
Как волки упрятаны в шкуры
овечьи,
И сколько бы водки ты с ними
ни пил, –
Сожрут с потрохами,
по полной программе
Съедят. И останутся только
слова.
Слова – это автопортрет
в пыльной раме,
Где каждая черточка
в чем-то права.
Свернешь в переулок,
не узнанный прошлым,
Глотнешь тихо воздуха,
станешь другим.
И счастье, которым ты был
отгорожен,
Споет тебе свой
окончательный гимн.
***
Город все тот же, прежний,
Разноголосый. В зной
Те же вишни/черешни –
В счастье величиной.
Небо того же цвета
Мирно на нас глядит.
Девочка в шляпе фетра
Мимо кариатид.
Или малыш со скейта
Ткнется в рекламный щит.
Или часов «Ракета»
Стрелка вдруг побежит.
***
Вечер темней заварки,
Чище водки слеза.
В жизни – одни помарки.
Так и глядишь из-за
Шторки на тихий город,
В убыль пошла луна.
Смерть – это так не скоро,
Но и жизнь не длинна.
***
Играют в шахматы в пивной
И сигаретами дымят.
Сегодня, впрочем, выходной,
И вид помят.
Висят трофеи на стене
Зверодобытчиков крутых.
Вид тонкой женщины в окне –
Дает под дых.
И говорит – конем ходи –
Да ну, зачем мне этот конь…
Мамаша в пледе, в бигуди –
Почти дюгонь.
Не развивается игра,
Не развивается кутеж.
И ты встаешь из-за стола
И прочь идешь.
***
Смотреть, как дождь пускает
корни
В твоем сиреневом саду,
И цветом
вымыто-свекольным,
Как будто видишь сквозь
слюду, –
Раскрашивать закатный
вечер,
И вышивать беседы гладь.
Есть что-то в этом
человечье.
А после можно умирать.
***
Это август дрожит
листвой
В шумном парке. И сквозь
листву –
Блики солнца плывут
плотвой,
Заплывая за синеву.
Это ты, приобняв рукой
Ствол березы чуть
желтоватый,
Оборачиваешься строкой,
Уплывающей за экватор.
***
Мне тихо, словно всякий звук
Убрали, не убрав картинку.
И падает листва в траву,
Как будто бог достал сурдинку.
Сквозь тополя струит закат
Свои оранжевые нити.
Как будто дан мне напрокат
Глухонемой ангел-хранитель.
И в этом призрачном кино
Я сообразно существую.
И как на рану ножевую –
Смотрю в открытое окно.
***
Небо холодное синее,
Жизни сдобная слойка.
Двор, подбеленный инеем, –
Точечная застройка.
И на мотив мажорный –
Флюгером ветер вертит.
Все перемелет жернов.
Все, кроме смерти.
Ставрополь
