Печально-веселый дед

Верхом на сказочной рыбе.  Художник Александра Сашнева. Иллюстрация из книги

Сборник стихов поэта, историка, доктора философских наук, преподавателя кафедры политологии ТюмГУ Владимира Богомякова «Дорога на Ирбит» – это восьмая поэтическая книга автора. Замечательна она не только тем, что автор продолжает формировать, растить пространство современного сибирского фольклорного эпоса, населенного причудливыми, зачастую шизофреничными персонажами («Петра Семеныча давеча укусил бродящий клещ./ И Петр Семеныч окаменел до самых плещ./ На Плещеево озеро ведут небесные клещи. Их поцелуи так горячи», «Серафим Иванович из Ишима, говорят, шаровую молнию приручил», «аутичный котик Василий», «Сибирский Котище», «Медведь Пахом» и т.д.). Хороша она еще и тем, что здесь мы имеем дело с мастерски сделанной «книгой художника», в которой наивные, как бы первобытные, медитативные рисунки Александры Сашневой – Пушкин и девочка в снегах, дед, плывущий на сказочной рыбе, грустный Зайка Китович, размышляющий о России, – органично, плотно спаяны с текстом. Автор рассказал о создании книги примерно так: пообщавшись с поэтом, проникнувшись его «космосом», художница вдруг нарисовала картинку с медведем-собакой и печально-веселым дедом, далее последовала целая серия графических иллюстраций в этом ключе.

Владимир Богомяков. Д орога на Ирбит. Экзистенциалы безкипешного жития: Стихотворения и графика/ В. Богомяков, А. Сашнева. – М.: Грифон, 2015. – 48 с.

Интересно и то, что мифологическим символом книги стал город Ирбит – окраинный, христианский, славный дореволюционной историей, ярмаркой и купеческими забавами, куда авторы совершали свои «психогеографические и геопоэтические поездки». Параллельно заявил свои права на существование и более важный образ Ирбита небесного. Выход книги приветствовал поэт и критик Данила Давыдов, выявивший в письме Богомякова влияние духовной поэзии старообрядцев XVIII века. Неповторимый стиль поэта соткан из крупиц фольклора, литературных реминисценций, философского драйва, сатирических приемов, элементов абсурда и, конечно, какой-то тягучей ледяной «древнерусской тоски»: «Постепенно готовясь к жизни вечной,/ Допил бутылку и вышел на конечной./ Во тьме попрятались все ледяные соловьи,/ Но сердце уже раскололось от мощной непрекращающейся любви./ Совершенно один я бреду по заснеженной дорожке./ Некому мне оторвать его ручки и ножки./ А в XIX веке здесь, говорят, жил один Сибирский Котище,/ И одиноких путников употреблял он в пищу./ А в XVIII веке здесь жил Медведь Пахом./ Поймает мента и ездит на нем верхом./ А если посмотреть далее в глубь веков,/ То здесь никого и не было, кроме земляных червяков».